БАЛТИЙСКИЙ (ПИЛЛАУ)

 Установлен у самого берега косы, отделяющей Гданьский залив от бухты Приморская, в юго-восточной части Балтийского моря, обеспечивает безопасный подход к порту Балтийск.
До 1945 года этот порт на Балтийской косе, основанный в 1686 году как аванпорт крепости Кенигсберг (ныне Калининград), принадлежал Восточной Пруссии и назывался Пиллау. Первый маяк в юго-восточной части города был выстроен немецкими инженерами в 1813 году.

Маяк Балтийский

Он много раз перестраивался, а его светооптическая аппаратура совершенствовалась. В довоенное время последняя крупная реконструкция была произведена в 1902 году. К началу Великой Отечественной войны маяк представлял собой сверху красную, а снизу белую круглую башню высотой 32 м с конусообразной крышей и двумя галереями.
В результате разгрома немецкой группировки противника “Земланд” 25 апреля 1945 года Пиллау был взят советскими войсками 3-го Белорусского фронта. При отступлении немцы вывели маяк из строя и разрушили ряд помещений.
Поскольку порт Пиллау (переименован в Балтийск 27 ноября 1946 года) стал местом базирования кораблей Балтийского флота, маяк пришлось срочно восстанавливать. Вначале здесь был зажжен временный огонь, а в 1953 году, после завершения строительства нового технического здания, маяк был полностью восстановлен. Источником огня в фонарном сооружении служил светооптический аппарат немецкой фирмы “Тейт Майер”. Электропитание аппарата осуществлялось от отечественных дизель-агрегатов.
В 1955 году для обслуживающего персонала выстроили восьмиквартирный дом, для хранения имущества и горюче-смазочных материалов — склады. На оконечности северного мола установили наутофон и смонтировали радиомаяк для производства радиодевиационных работ.
Служащие Балтийского маяка обслуживают не только сам маяк, но и контролируют работу всего светящего навигационного ограждения порта Балтийск, основных и дополнительных навигационных огней аванпорта. Более 20 лет проработал на маяке Петр Никитович Белик. Под его руководством коллектив неоднократно признавался лучшим на Балтийском флоте.
В настоящее время маяк светит белым затмевающимся огнем на расстояние 16 миль. Вместе с Передним Балтийским маяком, представляющим собой белый ромб и белую трапецию с черной вертикальной полосой на ажурной четырехгранной башне, он обозначает створ 302,1°—122,1°, ведущий в морской канал порта Балтийск.

РОДШЕР (РОДШХЕР, РУУСКЕРИ)

К началу 1880-х годов мореплаватели все чаще стали предъявлять претензии по поводу нерегулярности работы маяка и его слабого света. В 1882 году директор маяков Балтийского моря назначил комиссию для обследования маяка. Она констатировала, что башня маяка пришла в “...совершенно ветхое состояние. Опоры сгнили, крыша протекает, все крепления ослабли. Человек, находящийся в фонаре, может раскачать башню руками, которая к тому же наклонилась к NNO... Капитально отремонтировать башню невозможно, необходима новая”.

К постройке нового маяка приступили в 1883 году, в соответствии с 16-летним (1875—1891) планом постройки и переоборудования береговых и плавучих маяков на морях Российской империи. Этой стройке предшествовали длительные споры между Дирекцией маяков Балтийского моря, Гидрографическим и Строительным департаментами.
Дирекция маяков Балтийского моря, возглавляемая в то время контр-адмиралом Р. И. Баженовым, предлагала установить на острове металлическую башню — ее легче переставить на новое место, если возникнет необходимость, и она долговечнее каменной. Однако Строительный департамент, выполнив расчеты, показал, что применительно к острову Родшер один погонный метр металлической башни будет стоить более чем в полтора раза дороже кирпичной, что для казны невыгодно.
31 марта 1884 года Морской технический комитет утвердил проект кирпичной башни, разработанный строителем балтийских маяков инженер-полковником Случевским. Ему же было поручено руководить строительством.
Случевский, посетив остров для выбора места для башни, доложил Баженову: “Остров... по наружному виду представляет собой гряду булыжного камня, возвышающуюся над морем на 12 саженей в высшей точке... Возвышенная средняя площадка его имеет в длину 12 саженей. На этой площадке находится старый деревянный маяк, баня и дом для семейных сторожей, составляющих в настоящее время все население острова. Новую башню целесообразно поставить на середине этой площадки. Остров со всех сторон усеян каменными рифами на протяжении 100—150 саженей от берега, из которых некоторые возвышаются на 10 футов над уровнем моря... На восточном берегу построена новая пристань... Никакой растительности на острове не имеется, за исключением двух небольших огородов, на которых производится картофель да лук. Растительная земля для этих огородов добыта с большим трудом с помощью многолетнего собирания морской травы, приносимой изредка и в самом небольшом количестве морскими прибоями, да навоза от 2—3 свиней — единственных представителей домашнего скота на острове” [76].
Строительство длилось три года. Практически весь строительный материал пришлось доставлять на остров с материка, в основном из Ревеля. Сгружать его было очень трудно, так как из-за рифов и камней подойти к острову можно было только на малых лодках и только при тихой погоде.
29 июня 1886 года в присутствии командира Ревельского порта и директора маяков Балтийского моря вице-адмирала Р. И. Баженова маяк начал освещение. Красная кирпичная башня высотой 16,2 м имела цилиндрическую форму. Верхняя часть ее заканчивалась платформой, окруженной перилами. В середине платформы на цоколе был установлен фонарь с диоптрическим светооптическим аппаратом 3-го разряда. Под цоколем фонаря находилась сторожевая комната с утепленными стенами. Внутри башни располагалась винтовая лестница.
Светооптический аппарат маяка, находившийся на возвышении 16 м от основания и 19,5 м от уровня моря, производил 17 проблесков в минуту и освещал горизонт на расстояние до 15 миль. Для смотрителя и обслуживающего персонала был выстроен новый деревянный дом.
К сожалению, на острове не было пресной воды. Колодец выкопать в каменистом грунте не было никакой возможности. Пользовались дождевой водой, собранной с крыш в цистерны. Однако хранить ее было нельзя — она очень быстро портилась. В 1887 году приобрели и установили опреснительный аппарат, который значительно облегчил жизнь маячникам.
Другая трудность службы на маяке состояла в отсутствии какой-либо связи с материком и близлежащим островом Гогланд. Лишь
248
в 1913 году по настоянию Главного гидрографического управления на маяке была установлена в специально построенном здании радиостанция. В 1904 году для туманных сигналов дополнительно к колоколам установили пневматическую сирену.
Во время Первой мировой войны маяк обеспечивал переходы кораблей Балтийского флота в районы боевых действий. При появлении германских кораблей в Финском заливе маяк по приказанию командования флотом гасился.
В 1918 году маяк своим огнем обеспечивал Ледовый поход кораблей Балтийского флота, следовавших из Гельсингфорса в Кронштадт. Особенно трудно было 2-му отряду, состоявшему из 2 крейсеров и 2 подводных лодок. Обремененный тяжелыми субмаринами, отряд с трудом 8 апреля достиг острова Родшер. Здесь его встретили вызванные по радио ледокол “Ермак” и крейсер “Рюрик” и помогли добраться до Кронштадта.
В 1920 году по мирному договору остров отошел к Финляндии, ставшей самостоятельной республикой. С этих пор и до 1939 года он назывался Руускери.
В 1939 году остров вновь стал территорией нашей страны, и маяк вернулся в ведомство Гидрографической службы Балтийского флота.
Во время Великой Отечественной войны маяк был молчаливым свидетелем многих трагических событий. В августе 1941 года мимо острова вновь, как и в 1918 году, шел караван судов, на этот раз эвакуировавшийся из Таллина в Кронштадт. Именно на участке между островами Родшер и Гогланд началась массированная бомбежка немецкими самолетами наших плохо защищенных транспортов. На глазах у маячников 29 августа 1941 года в 4 милях от острова затонуло судно “Вторая пятилетка”. Здесь же, в видимости маяка, маневрировал, уклоняясь от бомб, теплоход “Иван Папанин”. Находившиеся на борту бензоцистерны и боезапас начали взрываться. На теплоходе вспыхнул пожар, и он.ткнулся носом в песок у южной оконечности острова. Вслед за “Иваном Папаниным” у острова был потоплен транспорт “Аусму”.
На берегу маленького острова скопилось несколько тысяч человек. Немецкие самолеты поливали их огнем. Обезумевшие люди бегали по острову, ища укрытий. Помещения маяка были превращены в лазарет. Маячники помогали раненым всем, чем могли.
В декабре 1941 года, после захвата противником Моонзундских островов и эвакуации военно-морской базы Таллин, маленький гарнизон острова Родшер вместе с маячниками был эвакуирован в Кронштадт. В результате боевых действий маяк был полностью разрушен.
После Великой Отечественной войны на острове вначале установили временную деревянную башню с ацетиленовым фонарем, а в 1950-х годах построили красную каменную восьмигранную ажурную башню и новые жилые и служебные помещения. Маяк стал работать в полностью автоматическом режиме. В настоящее время он светит белым проблесковым огнем на расстояние до 15 миль. Маяк оборудован радиолокационным маяком-ответчиком.

ВАЙДАГУБСКИЙ МАЯК

 Установлен на северо-западной оконечности полуострова Рыбачий. Обеспечивает плавание вдоль западного побережья Кольского полуострова и на подходе к губе Вайда. Слово это финское, предположительно означает “менять”, “обменивать”, т. е. по-русски название губы звучало бы как Меновая.

Поморские рыбаки с давних времен производили здесь обмен пойманной рыбы на необходимые им товары, которые доставляли сюда финны и норвежцы. На северо-восточном берегу губы на небольшом мыске еще в прошлом веке располагалось становище. В нем кроме нескольких жилых домов была часовня, паровая жиротопня и лавка, в которой можно было приобрести продукты, колониальные товары, рыболовные принадлежности и одежду для рыбаков. Летом при часовне жил монах Печенгского монастыря, и действовала небольшая больница Общества Красного Креста.

 

В 1890-х годах во время весеннего лова трески в губу заходило до 200 промысловых судов, а население становища возрастало до 1000 человек (по переписи 1897 года постоянно здесь проживало всего 63 человека, преимущественно норвежцы) [9].

 

Губа с моря неприметна, вход в нее находили по прилегающим мысам, в частности, Немецкому — небольшому отлогому выступу к западу от губы Вайда. Но это днем. Ночью входить в губу суда опасались и дожидались в открытом море рассвета.

 

В 1894 году Дирекция маяков Белого моря приняла решение установить на мысе в 2 км от входа в губу световой маяк. В 1896 году он начал действовать.

 

Северо-западная оконечность полуострова Рыбачий

 

Это был небольшой одностенный бревенчатый домик с красной железной крышей, обшитый тесом. Над крышей возвышалась восьмигранная башенка серого цвета, в которой помещался диоптрический светооптический аппарат 5-го разряда. Высота огня от основания составляла 6,6 м, а от уровня моря
12,7м. Маяк освещал сектор моря от 246,5 до 99,5°. Освещение осуществлялось, как правило, с 1 февраля по 2 апреля, а затем, после завершения белых ночей, — с 20 июля по 1 декабря. В остальное время маяк не светил.

 

Маяк Вайдагубский

 

К моменту открытия маяка в становище уже действовала телеграфная станция, и дом смотрителя к окончанию строительства был соединен с ней телефоном.

Маяк значительно оживил судоходство в районе губы, рыбаки уже не боялись подходить к ней в ночное время, и уже к 1910 году в губе имелось 16 рыбопромысловых станов, три жиротопни и богатая фактория. В конце 1890-х годов при маяке начала действовать метеорологическая станция Санкт-Петербургской физической обсерватории.

В результате Первой мировой войны западная часть полуострова Рыбачий вместе с маяком отошла к Финляндии. В марте 1940 года войска Красной Армии при содействии
Северного флота освободили эту территорию, и маяк вновь встал в ряды маяков Гидрографической службы Северного флота. При отступлении финны повредили осветительную аппаратуру.
 

Не успели гидрографы наладить регулярную работу маяка, как грянула Великая Отечественная война. 29 июня 1941 года началась оборона полуострова. Маяк был переведен на работу в манипуляторном режиме, и на нем был оборудован наблюдательный пост. С маяка осуществлялась засечка мест падения мин, выставляемых авиацией противника. Кроме того, его здание с точными координатами позволяло осуществлять геодезическую привязку артиллерийских батарей, защищавших западное побережье полуострова.

В ходе оборонительных боев за полуостров Рыбачий маяк был разрушен. После войны на месте развалин выросла новая красная каменная круглая башня высотой 29 м с фонарным сооружением наверху. Для радиомаяка и наутофона в 1966 году возвели каменное маячно-техническое здание. В настоящее время маяк светит зеленым проблесковым огнем на расстояние до 20 миль.

КАНИНСКИЙ МАЯК

 Канин полуостров, на оконечном мысе которого установлен Канинский маяк, отделяет северную часть Белого моря от Чёшской губы Баренцева моря.
Впервые опись этого берега была выполнена в 1741 году мастером от флота Бестужевым и мичманом Михайловым. Судовой промер вдоль Канинского берега впервые произвели в 1827—1832 годах участники экспедиции Управления генерал-гидрографа на судне “Лапоминка” под командованием М. Ф. Рейнеке.
Но задолго до исследователей здесь появились поморы. Их привлекало сюда обилие рыбы и зверя, и они на своих кочах и лодьях приходили на полуостров на промысел морского зайца, нерпы и на ловлю семги, белуги и наваги.
Жилых поселений, по описанию Рейнеке, здесь не было даже в середине XIX века, когда остальные берега Белого моря были уже сравнительно обжиты.
Исследователь Русского Севера С. Максимов писал в 1858 году: “Если на Зимнем берегу разбросано только шесть селений и по Мезенскому пять, то Канинский окончательно уже пуст и безлюден. Составляя как бы продолжение Мезенского берега (от Мезенского залива до мыса Канина), который весь покрыт лесом, переходящим в кустарник, Канинский берег — безлесен. На нем редка даже приземистая сланка, не доходящая высотою от земли свыше аршина... Он состоит из шиферных гор, покрытых тундрой и около воды оканчивающихся голыми щелями, большей частью темно-серого цвета... Прежде около ста лет назад тому через Канинский полуостров существовало водяное сообщение посредством рек Чиж, впадающей в Белое море, и Чёша, вливающейся в Чёшскую губу. Но теперь то озеро, из которого вытекали обе эти реки, поросло мохом и превратилось в болото” [17].
Промысловики охотились не только на Канинской земле. Еще в XV веке они устремились за “соболиным хвостом”, т. е. за пушниной, в районы северной Сибири, Мангазеи, к устьям Печоры, Таза и Оби, и путь их почти всегда пролегал мимо оконечного мыса полуострова — Канина Носа.
Походы эти были необыкновенно тяжелым испытанием для поморов, однако прибыли от них были так велики, что к концу XVI века приток промышленно-торгового люда в эти районы России резко увеличился.
Несмотря на интенсивное мореплавание, никаких маяков на Канинской земле и далее на восток до XX века не было, а плавать вдоль Канинского берега было очень опасно, так как около него расположены обширные мелководья. Дно здесь сложено рыхлыми песками, переносимыми с места на место мощными течениями. В результате этого процесса возникают постоянно перемещающиеся мели — кошки.
Плавали поморы, придерживаясь берега, определяясь по береговым приметам, сохраняя в памяти и рукописных книгах сведения, добытые личным опытом и из рассказов других. На Канинском берегу, как и в других местах Белого моря, для лучшей ориентировки устанавливали гурии и кресты (см. очерк “Абрамовский”). И все же даже в начале нынешнего века “Лоция Белого моря” рекомендовала огибать мыс Канин Нос не ближе 5 миль, а в туман — на расстоянии около 20 миль и все время бросать лот. И лишь убедившись, что Канин Нос пройден, можно было прибавить ход.
Где-то в начале века (точную дату установить не удалось) на оконечности мыса был поставлен навигационный знак, но был он низок и плохо виден, так что мореплаватели для определения места предпочитали пеленговать не его, а саму оконечность мыса — это было надежнее.
В 1891 году, когда возрос экспорт лесных и промысловых богатств из Печорского речного бассейна морским путем, когда появившиеся мощные суда с железным корпусом стали проникать в недоступные ранее районы Арктического бассейна, Гидрографический департамент вышел в Морское министерство с предложением построить на Канином Носе световой маяк, так как отсутствие маячного огня в таком опасном месте является “главнейшей и единственной причиной, затрудняющей плавание в Печорскую губу не только иностранных судов, но и русских”. Однако предложение не было принято, ответ был краток: “нет средств, к тому же для ограждения огнями есть места и поважнее”.
В 1895 году министр путей сообщения К. Н. Посьет направил управляющему Морским министерством письмо, в котором сообщал, что шкиперы Белого моря жалуются, что часто погибают с грузами и семьями из-за отсутствия огня на Канином Носе; не могут укрыться во время бури из-за невозможности войти в реки и бухты; часто вместо Белого моря попадают в Чёшскую губу. Маяк необходим, сообщал он, также для судов, плавающих на Новую Землю и к северным берегам Сибири.
В 1909 году Особая комиссия по вопросам постройки маяков и других предостерегательных знаков в Белом море и Северном Ледовитом океане, обсуждая вопрос навигационного оборудования морского пути из Белого моря в устье Печоры, рассмотрела два варианта установки маяка — на острове Колгуев и на мысе Канин Нос. Дирекция маяков Белого моря считала, что маяк будет более эффективен для безопасного плавания на острове Колгуев, но опрошенные капитаны судов высказались за Канин Нос, так как он раньше освобождается от льдов и находится ближе к основному фарватеру. В результате комиссия рекомендовала установить маяк на мысе Канин Нос. Однако до 1915 года так ничего и не было сделано.
Решение вопроса ускорило освоение Северного морского пути.

Маяк Канинский

В 1898—1910 годах Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана исследовала пролив Югорский Шар, произвела опись
Обской губы и Енисейского залива, обследовала фарватеры в Печорской губе и выполнила другие гидрографические работы. Были составлены карты этих районов, которые способствовали установлению регулярных рейсов пароходов из Архангельска на Печору и в Югорский Шар. Венцом работы экспедиции был сквозной переход в 1914—1915 годах судов “Таймыр” и “Вайгач” под руководством Б. А. Вилькицкого из Владивостока в Архангельск. Была доказана возможность плавания Северным морским путем из западных морей в Тихий океан, что сулило огромные возможности.
Северный морской путь пролегал мимо Канина Носа, и необходимость его срочного ограждения маяком стала очевидной. Кроме того, начавшаяся в июле 1914 года Первая мировая война закрыла для России доступы судов к портам Балтийского и Черного морей и заставила обратить внимание на северные моря, являвшиеся единственным и самым удобным выходом в океан в любое время года. Только этим путем можно было доставлять сибирский хлеб и другие военные грузы для российской армии.
В августе 1915 года Морское министерство распорядилось срочно оборудовать мыс Канин Нос световым маяком и радиостанцией. Железная башня в разобранном виде была доставлена скорым поездом из Санкт-Петербурга в Архангельск. Ацетиленовый осветительный аппарат закупили в Стокгольме. Втом же 1915году маяк начал действовать.
Он имел вид круглой железной башни высотой 3,6 м, установленной на четырехугольном деревянном срубе. Высота огня от уровня моря составляла 47 м, что позволяло при невысокой башне обеспечивать дальность видимости огня на расстояние до 12 миль. Одновременно с маяком построили и радиотелеграфную станцию. Маяк обслуживали телеграфисты.
В годы Гражданской войны и военной интервенции маяк практически не действовал — не хватало ацетилена и трудно было его доставлять на Канин Нос. Кроме того, в связи с закрытием радиостанции маяк оказался без надзора и пришел в совершенно запущенное состояние.
Обстановка резко изменилась в начале 1920-х годов, когда при Сибирском ревкоме был создан Комитет Северного морского пути и советским правительством были организованы Карские товарообменные экспедиции (1921—1928). Эти широкомасштабные транспортные экспортно-импортные перевозки потребовали проведения комплекса мер по их обеспечению, в том числе и навигационному.
Убекосевером была разработана специальная программа навигационно-гидрографического обеспечения следования судов. Она включала в себя ремонт существовавших маяков и сооружение новых огней и предостерегательных знаков, в том числе реконструкцию Канинского маяка.
В 1922 году огонь на Канином мысе вновь осветил просторы Северного Ледовитого океана. Установленный в фонаре осветительный аппарат шхерного типа был слаб и не удовлетворял в полной мере мореплавателей, тем не менее маяк в таком виде просуществовал около 50 лет. Лишь в послевоенные годы он был перестроен. В настоящее время его башня высотой 23 м имеет вид четырехгранной усеченной пирамиды с красным фонарным сооружением. Окрашена черными и белыми горизонтальными полосами.
Маяк, осветительный аппарат которого расположен на высоте 75 м от уровня моря, светит белым проблесковым огнем на расстояние до 22 миль. Для туманных сигналов на маяке имеется наутофон.

КИЛЬДИНСКИЙ-СЕВЕРНЫЙ МАЯК

 В 11 милях к востоку от устья Кольского залива в Баренцевом море лежит большой остров Кильдин. Это самое приметное в навигационном отношении место на всем Мурманском берегу, а юго-западное побережье острова считается самой красивой местностью на нашем Севере. Длина острова по направлению с северо-запада на юго-восток около 9 миль, а ширина 1,5—3,5 мили.

Северная оконечность Кильдина — утес Лихой — представляет собой почти отвесный обрыв высотой до 180 м от уровня моря; к востоку от него берег почти везде обрывист, но постепенно понижается и имеет у нижнего края обрыва осыхающий риф.

Южный берег острова очень красив, особенно при закате солнца, когда красноватые глинистые осыпи принимают багряный отсвет и кажутся состоящими из драгоценных камней.
Русским промышленникам остров был известен уже в XI веке. Он нанесен также на карте голландского мореплавателя В. Баренца, изданной в 1598 году. В 1594 году на Кильдине был сборный пункт его экспедиции, снаряженной для отыскания северного морского пути в Китай и Индию.
 

Остров Кильдин (гравюра XVI в.)

Судя по древним рисункам, рейд острова у его южного берега был оживленным становищем. Сюда заходили не только суда поморов, но и иностранные корабли: “а для торгу корабли датского короля у острова того ставятся” [18].
В 1779 году эскадра контр-адмирала Хметевского собрала немало сведений об условиях плавания вдоль Мурманского берега, однако они остались неизданными, рукописные заметки участников похода переходили из рук в руки, как и лоции поморов.
Впервые остров Кильдин был исследован, описан и более точно нанесен на карту в июле 1822 года экспедицией на бриге “Новая Земля” под командованием Ф. П. Литке. Продолжил исследования Литке лейтенант М. Ф. Рейнеке, опубликовавший в 1843 году “Гидрографическое описание северного берега России. Часть II. Лапландский берег”, которое и явилось первой лоцией этого района.
В этой книге Рейнеке не упоминает ни о каких навигационных знаках на острове, что свидетельствует о том, что главными ориентирами при плавании здесь в середине XIX века оставались природные приметные места. Объясняется это тем, что хотя остров Кильдин расположен в центре рыбных промыслов и на его берегу есть удобные бухты, на нем никогда раньше не было значительного рыбацкого становища. Даже в начале XX века на острове проживал всего один колонист из норвежских выходцев. Он имел большое семейство и занимался главным образом скотоводством.
Надо сказать, что до 1890-х годов ни маяков, ни башен не было не только на Кильдине, но и вообще на всем северном побережье Кольского полуострова, что можно объяснить слабым экономическим развитием края.
Начало его освоения относится лишь к шестидесятым годам прошлого столетия, когда несколько финляндских семейств вследствие голода в Финляндии появились в губе Земляной и в Уре, где и занялись рыбным промыслом и скотоводством. Появление на Мурмане этих переселенцев, а вслед за финнами и норвежцев, привлекло внимание правительства к этому краю. В 1870 году была создана комиссия для “изыскания мер к экономическому развитию Северного края”, которая признала полезным учредить на Мурманском берегу коммерческий порт, в котором сосредоточились бы торговые интересы нашего Севера.
В том же 1870 году, благодаря энергичной деятельности архангельского губернатора Н. А. Качалова, было образовано Общество беломорско-мурманского срочного пароходства. В 1875 году четыре парохода стали совершать рейсы по маршруту Архангельск—Вырдэ (полуостров Рыбачий). Вопросами благоустройства Мурмана занялись ученые и частные лица. Мурманское побережье почти ежегодно стал объезжать архангельский губернатор. Количество грузов, перевозимых по Мурманской линии, стало ежегодно возрастать.
В 1894 году Комиссия по освоению Северного края поставила перед правительством вопрос о постройке железной дороги на Мурман. Это предложение поддержало Министерство финансов, которое отметило, что “значение Мурмана заключается в его прекрасных природных гаванях, которые лежат у открытого океана и всю зиму не замерзают. Берега Мурмана приглубы, мелей и рифов нет; благодаря теплому экваториальному течению, климат Мурманского побережья сравнительно мягок; на всем протяжении от Иоканьгских островов до границы Норвегии берег зимою чист от льда, и поморы в течение всей зимы ходят на своих ёлах в Норвегию... При сочетании таких благоприятных условий и при близости Мурманского берега к Западной Европе, нельзя не дорожить теми исключительными выгодами, которые они представляют для удовлетворения потребностей нашего мореходства... Мурманская железная дорога, облегчая во многом условия постоянной жизни на Мурмане, представит собою наилучшее средство для поднятия рыбного и звериного промыслов в Ледовитом океане и для доставления нашим поморам возможности соперничать в этом отношении с норвежцами... Развитие рыболовства и мореходства в открытом океане прямо отвечает интересам государства...” [9].
Правительство всячески способствовало развитию судоходства на Севере, которое в свою очередь потребовало мер по ограждению опасностей. В 1890-х годах на Кильдине появились первые навигационные знаки: огражден был мыс Могильный и вход в Кильдинский пролив, отделяющий остров от материкового берега. В 1909 году на южной оконечности мыса Могильный “для опознания восточного входа в пролив” был сооружен малый маячный огонь — белая восьмигранная железная башня на четырехугольном фундаменте. Ацетиленовый осветительный аппарат, установленный на башне в фонаре, работал автоматически.
На северном берегу острова маяк был построен только в 1931 году. Он представлял собой временное сооружение. В конце 1930-х годов его планировали заменить на капитальный каменный маяк. Однако Великая Отечественная война помешала это сделать, и маяк в таком виде простоял до конца войны. В 1953 году его перестроили. На месте
временного сооружения выросла круглая железобетонная башня высотой 19 м с фонарным сооружением и современным электрическим вращающимся аппаратом типа ЭМВ-930. В 1991 году на маяке установили радиомаяк КРМ-300. Башня маяка окрашена белыми и красными горизонтальными полосами.

Маяк Кильдинский-Северный

В 1997 году после замены светооптической аппаратуры на АСА-500М с питанием от изотопной энергетической установки ИЭУ-1 маяк был переведен на автоматический режим работы. В настоящее время он светит белым частопроблесковым огнем на расстояние до 18 миль.

РУССКИЙ (БОЛЬШОЙ ОЛЕНИЙ) МАЯК

 Установлен на северо-западной оконечности острова Большой Олений в Баренцевом море в 40 милях к востоку от острова Кильдин. Обеспечивает вход в пролив Большой Олений и плавание в прилегающей к острову акватории моря.
Остров впервые описан и нанесен на карту в 1779 году офицерами фрегата “Евстафий” из состава эскадры контр-адмирала Хметевского, плававшей у берегов Баренцева и Норвежского морей.
До начала XX века остров называли также Русским, или Дальним, в отличие от острова Немецкого, или Ближнего (ныне Малый Олений), лежащего между островом Кильдин и Териберской губой. Отсюда и название маяка. 

Мурманский берег от острова Кильдин до острова Большой Олений

Остров, имеющий в длину по румбу WNW—ESE около двух миль и в ширину около полумили, весьма приметен. Он высок и берега его круты, кроме юго-восточной оконечности, которая снижается к морю острым, отлогим мысом. На острове в летнее время издавна жили лопари, которые пасли оленей и занимались рыбной ловлей. Они плавали только в светлое время суток и с успехом ориентировались без огней.

Когда в конце XIX века вдоль Мурманского побережья стали круглосуточно курсировать пароходы, появилась необходимость в надежном навигационном ограждении опасностей. В 1909 году по просьбе судовладельцев на материке против острова Большой Олений выстроили створ деревянных знаков, который вел посредине узкости между южным берегом острова и осушными камнями.
На 1915 год Главным гидрографическим управлением была запланирована установка на острове светового маяка, но начавшаяся Первая мировая война сломала эти планы.
К вопросу ограждения опасностей на морской трассе Архангельск—Мурманск вернулись после Гражданской войны. В 1922 году Убекосевер докладывало в Главное гидрографическое управление: “Северные моря приобретают все большее значение для экономики страны, развиваются промыслы, осваиваются новые порты и становища, в скором времени начнет действовать Северный морской путь, а навигационное ограждение фарватеров остается на крайне низком уровне... на 650-километровом протяжении берегов Русского Мурмана приходится всего 25 огней и две туманные предостерегательные станции, то есть на 30 миль только один маячный огонь и на 325 миль одна сигнальная туманная станция. Но если принять во внимание, что 11 маячных огней сосредоточено в одном Кольском заливе и два предостерегательных огня на Иоканьгском рейде, то на весь остальной Мурман падает только 9 огней, т. е. один маячный огонь на 60 миль береговой черты. При этом дальность видимости всех маячных огней не более 10 миль... Развитая сеть маяков, знаков и т. п. уменьшит количество аварий, понизит ставки фрахта и страховых премий и будет самым существенным образом способствовать росту местного каботажа и развитию рыбных и звериных промыслов” [23].
Советское правительство строило большие планы относительно Северного морского пути. Уже в 1921 году были организованы ежегодные Карские товарообменные экспедиции по экспортно-импортным перевозкам между портами Западной Европы и реками Западной Сибири. К концу 1920-х годов они превратились в регулярные широкомасштабные транспортные операции с участием десятка судов.
Их успех зависел не только от надежной ледовой разведки, метеосводок и прогнозов погоды, но и от навигационного ограждения опасностей на маршруте.
Убекосеверу были выделены солидные средства на восстановление ранее построенных маяков и маячных огней и на строительство новых. В числе первых, построенных в советское время на Севере маяков, был Большой Олений, возведенный в 1925 году на западной оконечности острова. Ввиду недостаточной силы света и вследствие этого небольшой дальности видимости, он был отнесен к разряду маячных огней. Башня его имела вид четырехгранной пирамиды, стороны которой были обшиты досками с просветами и окрашены белыми и черными горизонтальными полосами. Внизу у пирамиды была выстроена белая будка для вахты и хранения керосина. Маяк обозначал вход в пролив и указывал якорное место у становища Захребетное.

Маяк Русский

В 1953 году на острове была выстроена новая железобетонная монолитная башня желтого цвета высотой 24 м с красным стальным фонарным сооружением. Источником красного света служил электрический вращающийся светооптический аппарат ЭМВ-930 с группопроблесковой характеристикой огня, установленный на высоте 49 м от уровня моря. Дальность видимости огня 19 миль. Маяк оборудован круговым радиомаяком КРМ-300. Большой вклад в освоение новых технических средств маяка и поддержание их в постоянной готовности к действию внесли начальники маяка В. Попов, В. Н. Пешин и другие специалисты.
В 1998 году маяк переведен в разряд автоматических с питанием световой аппаратуры АСА-500 от двух комплектов радиоизотопных энергетических установок РЭУ-3-2К, что явилось следствием трудностей, связанных с наймом обслуживающего персонала и обеспечением его жизнедеятельности в условиях Заполярья.
 

СВЯТОНОССКИЙ МАЯК

Мыс Святой Нос, на котором установлен один из старейших маяков на берегах наших северных морей, далеко выдался в море в направлении NNW от Мурманского берега при входе в Белое море. Оконечность мыса имеет вид острого носка, выступающего почти на километр от последней возвышенности мыса. Берега его высоки и круты, местами утесисты и голы, вершина мыса покрыта мхом.
Один из путешественников прошлого века так описал мыс: “Это северный конец России при повороте из Белого моря в океан. Он встречал идущих в море и провожал отходящих... Берега эти буквально дальнего севера. Солнце зимой не освещает их вовсе (не восходит) в течение 27 дней, а взамен того летом не заходит 69 дней. Гранитные глыбы в немногих местах выставляются на поверхность, а более покрыты глинистой землей, где и травка показывается и береза в четверть аршина вышиной, и дикий лук и цвет морошки, которая нечасто, конечно, поспевает. Самая оконечность мыса — остроконечные гранитные камни; океан разбивается о них огромнейшими брызгами и только чайки с диким визгом летают кругом...”

Полагают [19], что название мысу дали промышленники-поморы, у которых слово “нос” означает “мыс”. Что касается слова “святой”, то оно, видимо, связано с крестами, которые поморы ставили на берегу (см. очерк “Абрамовский”).
В рукописных лоциях наличие крестов отмечается как главная отличительная примечательность мыса: “Святой Нос, на коем много крестов, оный приглуб”.
Советский ученый, исследователь Арктики В. Ю. Визе считает [18], что первые сведения об этой части Мурманского берега доставил географам и мореплавателям норвежский путешественник Отар, который в 870—890-х годах прошел из Норвегии до Белого моря и вошел в устье “большой реки” (либо Ворзуга, либо Северная Двина).
Впервые относительно точно эта часть Мурманского берега была обследована и
нанесена на карту в 1741 году лейтенантом Виньковым. В дальнейшем исследования этих мест продолжили Ф. П. Литке и М. Ф. Рейнеке.
В январе 1828 года капитан-лейтенант М. Ф. Рейнеке представил генерал-гидрографу вице-адмиралу Г. А. Сарычеву рапорт, в котором предложил поставить маяки на мысах Святой Нос и Городецкий (см. очерк “Городецкий”). Сарычев поддержал Рейнеке и распорядился разработать проект башни для Святоносского маяка. 7 марта 1828 года вопрос рассматривался на Адмиралтейств-совете и получил положительное решение. Руководство строительством было поручено инженер-капитану Власову. Выбор места для башни и наблюдение за строительством осуществлял сам Рейнеке.
Вначале Михаил Францевич выбрал для маяка холм высотой 54 м. Однако строители убедили его переменить свое решение, так как поднимать бревна на такую высоту по каменистым утесистым горам на большом расстоянии от берега будет невероятно трудно. После дополнительного обследования местности остановились на площадке, расположенной в 500 м от оконечности мыса и на высоте 21 м от уровня моря.
Деревянную башню собрали в Архангельске, и 17 июня 1828 года бриг “Лапоминка” доставил ее на Иоканьгские острова. Выгрузив бревна на воду, моряки построили плоты. Когда собрались их буксировать к Святому Носу, налетел ураганный ветер. Непогода продолжалась целую неделю. К счастью, плоты, которые успели связать крепко, уцелели, и в середине июля их пригнали к месту постройки. 28 июля строительство было окончено, и башню сдали “для надзора” жителям Кольского уезда.
Она представляла собой окрашенную в белый, черный и красный цвета четырехгранную деревянную пирамиду на квадратном фундаменте. Из-за недостаточной высоты (15,3 м) башня оказалась плохо видимой с моря, и в 1833 году лейтенант Корсаков построил на том же холме в расстоянии 350 м к юго-востоку еще одну башню в виде четырехугольной призмы высотой 15 м. Она получила название Южной.
К середине XIX века интенсивность судоходства вдоль Мурманского берега заметно возросла. В Архангельск все чаще стали заходить из Голландии, Англии и других стран пароходы с большой осадкой, что потребовало совершенствования навигационного ограждения.

Маяк Святоносский

В 1857 году командиром Архангельского порта был назначен Б. А. Глазенап. Он только что вернулся из-за границы, где несколько лет был морским агентом в Швеции, Норвегии и Дании. Богдан Александрович хорошо был знаком с нуждами мореплавателей (в 1855 году он возглавлял Гидрографический департамент), а пребывание за границей позволило ему ближе познакомиться с последними достижениями маячной техники. Вступив в должность командира Архангельского порта, он обратился в Гидрографический департамент и Морское министерство с предложением принять неотложные меры по навигационному оборудованию морей нашего Севера, чтобы “способствовать развитию этого края”. Среди тех мест, где следовало бы в первую очередь построить новые маяки, Глазенап назвал мыс Святой Нос и остров Сосновец.
Министр финансов отказал в выделеМаяк Святоносский Нии средств и предложил отложить строительство на неопределенный срок. Однако Гидрографический департамент поддержал Глазенапа: “Ныне при развивающемся все более паровом судоходстве, конечно, необходимость в упомянутых маяках делается ощутительнее и особенно на Святом Носе и Сосновце... Маяк на Святом Носе, входном маяке в Белое море, существенно необходим и несуществование подобного входного маяка единственный пример в Европейских морях; причина подобного случая разве может объясняться тем, что наши военные суда по преимуществу выходят из Белого моря и не входят в него и потому не ощущают той настоятельной потребности, в которой нуждаются купеческие суда. Подобные входные маяки должны иметь самое яркое освещение, какое только возможно ”[24].
На этом письме управляющий Морским министерством написал резолюцию: “Чрезвычайно основательные соображения... Обсудить совместно с главным командиром Архангельского порта”.
Глазенап настаивал на строительстве на Святом Носе железного маяка, так как на мысе никаких строительных материалов, кроме глины, обнаружено не было. Кроме того, металлический маяк, по его мнению, более долговечен и реже требует ремонта, что очень важно для Севера.
В 1859 году генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич сам посетил Белое море и осмотрел Мурманское побережье. Он пришел к убеждению, что на Святом Носе надо строить не железный, а деревянный маяк, так как железные части будет очень трудно доставлять на строительную площадку, тем более, что место выгрузки совершенно открытое для океанского ветра и волнения, “с деревянным срубом будет гораздо легче справиться”.
Генерал-адмирал сам доложил об этом государю-императору, и последний утвердил решение возвести на мысе деревянный маяк. Строить его подрядился архангельский купец Торопов.
В мае 1861 года, когда строительство было в разгаре, из Морского министерства неожиданно пришло распоряжение: в связи с упразднением Архангельского порта строительство прекратить. Новый губернатор Архангельска вице-адмирал К. И. Истомин решительно возразил высокому начальству: “Цель и назначение здешних маяков обусловливаются исключительными видами на улучшение местного торгового и промышленного мореплавания и, следовательно, всякие возможности в этом случае совершенствования, несмотря на упразднение порта, должны идти своим путем, то и полагал бы непременно продолжить и закончить постройку...”
Генерал-адмирал вынужден был согласиться с Истоминым, тем более, что пока шла переписка, маяк уже построили.
В декабрьском номере Морского сборника за 1862 год Гидрографический департамент опубликовал следующее извещение мореплавателям:
“В Белом море окончен постройкой маяк при входе из Северного океана, на верхнем, или южном, холме северной части мыса, называемого Святой Нос, в расстоянии около 300 саженей к NW от башни и в
2,5 версты от оконечности мыса на SO 29,5°, в широте 68°08’51"N и долготе 39°48’54"Е. Маяк деревянный восьмиугольный, обшит досками и окрашен светло-желтой краской, а металлическая крыша серой краской. На маяке установлен металлический фонарь, снабженный осветительным аппаратом катоптрической или отражательной системы. Осветительный аппарат состоит из 18 аргандовых ламп, при таком же числе рефлекторов высотой от основания 58, а над уровнем моря 298 футов. Постоянный белый огонь [светит] от SO 2° через О, N и W до SW 27° (от 207 до 178°. —Авт.). Дальность видимости огня 19,8 мили. Существовавшая на верхнем, или южном, холме этого мыса деревянная, неосвещаемая башня разобрана.
Для обеспечения безопасности судов, приближающихся к мысу во время тумана, когда маяк на нем не виден, летом 1862 года построена на том мысе близ его северной оконечности деревянная неосвещаемая башня в виде четырехсторонней пирамиды с четырехугольной же над нею надстройкой. Каждая сторона этой пирамиды окрашена вертикальными полосами белого, черного и красного цвета. Высота башни от основания 51, а от уровня моря 113 англ. футов”.
К югу от маяка для смотрителя и обслуживающего персонала выстроили флигель, сараи и баню.
Маяк начал действовать 1 августа 1862 года. Он светил с 20 июля по 1 ноября. В остальное время его можно было видеть только днем. Иногда для ориентирования зверопромышленников маяк включали и в весеннее время.
Святоносский маяк стал самым северным, самым отдаленным маяком России, и условия жизни на нем были самые неблагоприятные. Сухопутных дорог не было, суда останавливались у мыса крайне редко и только в хорошую погоду. Связи с жизнью на Большой земле не было практически никакой, кроме одного-двух рейсов в год гидрографического судна с провизией из Архангельска.
Вначале команда была военной. Плохое питание, суровый климат и общий упадок духа приводили к частым болезням маячников. В зиму с 1863 на 1864 год из восьми человек обслуживающего персонала в живых остался один смотритель, остальные погибли от цинги. С этого времени на зиму по распоряжению Морского министерства команду стали свозить по зимней дороге на оленях в деревню Варзуху, отстоявшую от маяка на 300 верст. Присматривать за оставшимся хозяйством оставался лопарь, который вместе с семейством за плату соглашался зимовать в этом совершенно диком тогда месте.
С того же 1864 года маяки Белого и Баренцева морей стали снабжаться огнестрельным оружием, рыболовными принадлежностями и спасательным имуществом. Против цинги в приказном порядке велено было принимать водку с перцем. Для подъема морального духа периодически маяки посещал священник из Архангельска или близлежащих деревень. Все это в значительной мере способствовало уменьшению текучести кадров и повышению надежности работы маяков.
В 1868 году военную команду заменили на вольнонаемных служащих. Вначале были набраны одни мужчины во главе с унтер-офицером, а через несколько лет было разрешено жить на маяке и семьям.
В 1874 году к северо-западу от башни в расстоянии около 100 м установили туманный горн, имевший две трубы. Одну направили на северо-восток, а другую — на северо-запад. Горн начал действовать 14 июля 1875 года. Это был первый в России туманный сигнальный аппарат.
В 1885 году к югу от башни возвели телеграфную мачту, на которой при помощи флагов, конусов и шаров поднимались условные сигналы для судов, в частности, о состоянии льда в окрестностях мыса.
В 1890 году под руководством архангельского инженера Савицкого маяк был частично перестроен — на башне установили новый металлический фонарь с диоптрическим светооптическим аппаратом 2-го разряда, светившим постоянным белым огнем на 15 миль. Источником света служила керосинокалильная горелка. Настройку аппарата впервые на Севере осуществлял не представитель фирмы-изготовителя (осветительный аппарат был закуплен в Париже), а специалист маячной мастерской Дирекции маяков Балтийского моря поручик Калинин.
Действие маяка с новым осветительным аппаратом было открыто 14 августа 1890 года.
В 1912 году туманный горн, который из-за длительной эксплуатации пришел в негодность, заменили на пневматическую сирену с керосиновым двигателем. В 1915 году дополнительно к сирене на мысе установили пушку.
В октябре 1912 года в жесточайший шторм вблизи маяка сел на подводные камни и потерпел крушение крупный английский грузовой пароход “Ормезби”. Семь человек маячникам удалось спасти, а 17 погибло. После этого случая на самых опасных мелях Севера стали устанавливать буи с колоколом. Раскачиваясь, они тревожным звоном предупреждали мореплавателей об опасности.
Во время Первой мировой войны маяк работал периодически — только по указанию военного командования, когда надо было обеспечить проход наших кораблей и транспортов. Такой режим работы не был легким для маячников. Только в кампанию 1914 года из западных стран в Архангельск было доставлено 533 тысячи тонн различных грузов, а оттуда вывезено за границу свыше миллиона тонн, главным образом хлеба и других сельскохозяйственных продуктов. Транспорты следовали мимо маяка один за другим, и маячникам приходилось быть в постоянном напряжении.
В 1916 году на Северном театре войны впервые появились германские подводные лодки. 4 августа они поставили минное заграждение у Святоносского маяка, где суда собирались в группы для прохода конвоем в Горло Белого моря. На маяке был выставлен пост наблюдения и связи, который следил за обстановкой в округе и сообщал о появлении неприятельских кораблей командованию.
В 1917 году в связи с отсутствием запасных керосинокалильных сеток к горелкам маяк перевели на ацетиленовое освещение. Ацетиленовые лампы изготовляла Ревельская маячная мастерская.
В годы Гражданской войны и военной интервенции из-за плохого снабжения, в том числе ацетиленом, маяк работал нерегулярно. Дисциплина личного состава резко упала, некоторые служащие дезертировали, перебравшись в ближайшие деревни. Положение стало налаживаться только с образованием в 1920 году Убекосевера.
26 февраля 1920 года начальник Убеко В. Н. Чичагов, исполнявший обязанности командующего всеми морскими силами и портом Архангельск, издал приказ: “За всякий саботаж, уклонение от службы и нежелание работать и подчиняться установленным советской властью начальникам, виновные будут подвергаться тяжкой каре по военно-революционным законам”.
Приказ возымел действие. Маячники вернулись к исполнению своих обязанностей, и навигационная безопасность плавания в районе мыса была восстановлена.
Во время Великой Отечественной войны морской путь мимо маяка из Архангельска в Кольский залив был очень важным и оживленным. По нему осуществлялось снабжение Северного флота и войск Карельского фронта в Заполярье. С лета 1942 года по этой коммуникации началось движение союзных конвоев. Передвижение кораблей и транспортов необходимо было обеспечить скрытно, поэтому маяк работал в манипуляторном режиме.
В послевоенные годы маяк несколько раз капитально ремонтировался, а его навигационное вооружение совершенствовалось. В настоящее время он светит белым проблесковым огнем в секторе от 178 до 207°, освещая пространство на 22 мили. Маяк оборудован радиомаяком.
Из маячников следует в первую очередь упомянуть семью Багрецовых, служивших на маяке в трудные годы Первой мировой войны и военной интервенции.
Евлампий Багрецов начал служить на маяках Севера еще в прошлом веке. С 1896 по 1917 год он был смотрителем Святоносского маяка. В 1905 году он начал терять зрение. Управляющий беломорскими маяками полковник Васильев нашел возможным оставить его на службе при условии, чтобы ему помогала жена, много лет исполнявшая обязанности служителя, и чтобы он нанял себе грамотного помощника.
Все последующие годы служба на маяке при полуслепом смотрителе исполнялась безупречно. Однако нашлись недоброжелатели, видимо из числа желавших занять пост смотрителя, которые периодически посылали письма в Главное гидрографическое управление с сообщениями о том, что на нормальную работу маяка полагаться нельзя, так как им руководит слепой человек.
В 1913 году с ревизией на маяк прибыл заместитель начальника Главного гидрографического управления контр-адмирал Бухтеев. Он был удивлен отличной организацией службы на маяке и доложил начальнику управления, что “Багрецов, будучи слепым, настолько сжился с маяком, что чувствует его работу, как свой организм. Ему заметны любые сбои в освещении, любой непорядок на вахте, он входит во все маячные дела, ему хорошо помогает его жена и помощник, который производит метеонаблюдения... Полагал бы справедливым, чтобы он за многолетнюю исправную службу был представлен к очередной награде” [25].
После этого Е. Багрецов проработал смотрителем еще четыре года и в 1917 году передал дела своему сыну.
За многие годы существования маяка на нем работало немало замечательных людей, и сейчас они обеспечивают его надежную и бесперебойную работу. С 1968 года и по настоящее время возглавляет коллектив маяка Михаил Иванович Горбунов. Высококвалифицированный и ответственный специалист, он много раз поощрялся командованием за заслуги в деле обеспечения безопасности мореплавания, награжден орденом “Знак Почета”.

СЕТЬНАВОЛОКСКИЙ МАЯК

 Мыс Сетьнаволок, название которого носит установленный на нем маяк, является северо-западным входным мысом в Кольский залив. Маяк обеспечивает плавание при подходе к Кольскому заливу из Баренцева моря и далее к Мурманску.
Мыс образован пологими склонами холма из красноватого гранита около крутого поворота высокого каменистого берега. Он легко различается миль за десять, особенно если судно подходит к нему с севера
или северо-запада.

Мореплавание в Кольском заливе, протянувшемся на SSW внутрь материка на 30 миль, началось очень давно. По имеющимся историческим данным, Кола существовала еще в 1264 году как колония, и о ней упоминается в договоре норвежцев с князем Ярославом Тверским.
В 1582 году во время царствования Ивана Грозного Кола была переименована в Кольский острог и служила местом ссылки для государственных преступников. Название Кольский острог внушало тогда такой страх, что вероятно поэтому появилась поговорка “от Колы три версты до ада”.
Иностранные корабли посещали Колу уже в XVI веке. В ней имелись пристани и даже таможня. В 1556 году английский мореплаватель
Стефан Борро встретил в Коле тридцать парусных судов, что говорит о хорошо развитом в то время в этом районе мореплавании. Однако никакого навигационного ограждения в заливе и при подходах к нему тогда не было.

Первое подробное описание Кольского залива было сделано в 1741—1742 годах лейтенантом Василием Виньковым, обследовавшим его от острова Кильдин до Колы. Появились первые карты Кольского залива.
Результаты работ Винькова были доложены императрице Елизавете Петровне. Видимо, доклад был построен очень грамотно и толково — северные берега России заинтересовали Елизавету, и она распорядилась послать из Архангельска в Кольский залив отряд кораблей во главе с офицером В. Ф. Лювесом.
Начало активного освоения Мурманского берега относится к 1860-м годам, когда правительство установило некоторые льготы для желавших поселиться на Кольском полуострове и заняться рыбным промыслом и скотоводством. Вдоль Мурманского побережья и берегов Кольского залива стали появляться селения и становища. С 1893 года Морское министерство стало посылать на Мурманский берег для охраны рыбных промыслов наши военные корабли.
Кола как торговый порт устраивала мореплавателей, пока они ходили на малых судах. Со второй половины XIX века, ввиду ограничений судоходства (замерзаемость вершины залива и малые глубины), Кола стала терять свое значение, и севернее ее, в Екатерининской гавани, в 1899 году был основан новый коммерческий порт Александровский (с 1939 года Полярный).
Появление нового административного центра и обустроенной незамерзающей гавани в значительной степени способствовало развитию на Мурмане торговли и судоходства. Наряду со строительством причалов, складских помещений и ремонтных баз, производилось навигационное ограждение подходных к гавани фарватеров. Только за один 1896 год на Мурманском побережье было выстроено 5 маяков и ряд маячных огней.
Такие небывалые для Севера высокие темпы строительства маяков были вызваны также тяжелыми последствиями чрезвычайно бурной осени 1894 года, когда в один из жесточайших штормов на Мурманском побережье погибло около 30 поморских судов. Катастрофы могло и не быть, если бы входы в гавани и становища были оборудованы маяками и предостерегательными огнями. Тогда суда могли бы укрыться в них.
В 1900 году, уже после официального открытия Александровского порта 24 июня 1899 года, по ходатайству архангельского губернатора для ограждения фарватера по Кольскому заливу Дирекция маяков Белого моря установила еще три маячных огня: на мысе Сетьнаволок, на острове Седловатый и на мысе Палагубский.
Мыс Сетьнаволок был выбран для установки огня не случайно: при северо-восточном ветре и зыби приливное течение сильно прижимает суда к мысам Поганьнаволок и Сетьнаволок, здесь образуется сильная толчея, опасная для судов, поэтому мысы эти должны опознаваться мореходами как можно раньше, в том числе и ночью.
Все сооружения и здания построенного маяка были деревянными. Ввиду большой высоты мыса, башня как основное маячное сооружение не строилась. Маяк имел вид небольшого одноэтажного желтого домика с маячным фонарем над красной крышей. Высота огня от основания здания составляла 6,6 м, а от уровня моря 60,6 м. Дальность видимости огня достигала 12 миль.
С основанием в 1916 году порта Мурманск и подведением к нему железной дороги Кольский залив превратился в одну из важнейших морских магистралей на севере России, потребовавшей улучшения навигационного ограждения фарватеров. В 1915—1916 годах на подходах к Мурманску было установлено 8 автоматических ацетиленовых огней и две пары освещаемых створных знаков. Совершенствовалось навигационное оборудование и Сетьнаволокского маяка.
В 1936 году в отдельном здании маячного городка установили звукосигнальную установку — пневматическую сирену и первый на Севере радиомаяк РМС-3.
Во время Великой Отечественной войны маяк сыграл очень важную роль в обеспечении плавания кораблей Северного флота, базировавшихся в Кольском заливе, а также транспортов и конвоев, следовавших в Мурманск и выходящих из него. Попадая в Кольский залив, моряки чувствовали себя вне опасности и прозвали его “бухтой спасения”.

Маяк Сетьнаволокский

Война оставила на маяке тяжелые раны, и его пришлось перестроить. В 1961—1964 годах была возведена четырехгранная каменная башня высотой 12 м, совмещенная с техническим зданием. В фонарном сооружении установлен светооптический вращающийся электрический аппарат с переменными проблесковыми огнями красного и зеленого цветов. Высота огня от уровня моря 73,2 м. Дальность видимости до 22 миль. В маячно-техническом здании установлено оборудование наутофона ЛИЕЖ-300 и кругового радиомаяка.
В этот и последующий периоды большой вклад в освоение новых технических средств, в поддержание их в постоянной готовности к действию вместе с инженерами и техниками внес начальник маяка А. И. Лисица.
Маяк продолжает надежно обеспечивать безопасное плавание кораблей и транспортов в важном районе Баренцева моря.
 

ТЕРИБЕРСКИЙ МАЯК

 Мыс Териберский Мурманского берега, на котором установлен маяк, является северо-западной оконечностью одноименного высокого каменистого полуострова, омываемого с севера и запада Баренцевым морем, с юга — Териберским заливом, а с востока — водами губы Опасова (см. рис. на с. 65). Берега мыса высоки, неприступны и приглубы. Северо-западная оконечность его (Териберский наволок) имеет вид голого гранитного почти круглого холма высотой от уровня моря более 30 м, соединенного с остальной частью полуострова сравнительно невысоким каменистым перешейком. Благодаря своей высоте и положению, мыс Териберский очень приметен с моря.
Во второй половине XIX века на Мурманском побережье насчитывалось до 20 становищ, из которых наиболее крупными были Териберка и Гаврилова. В них в летнее время сосредоточивалось более половины судов, занимавшихся промыслом у Мурманского берега. В становищах имелись склады необходимых промысловикам товаров, жиротопни для приготовления трескового жира и лавки для продажи мелких товаров.

Во второй половине XIX века обстоятельства складывались так, что Териберка могла стать одним из крупнейших портов России на Севере. В 1870 году архангельский губернатор Качалов, сопровождавший великого князя Алексея Александровича в его путешествии по Северу России, предложил для развития торговли, промыслов, мореплавания и в целом северного края построить на Мурманском берегу коммерческий порт. Великий князь обещал всеми зависящими от него средствами способствовать реализации такого предложения, и слово свое сдержал: по его инициативе была создана специальная комиссия по исследованию путей дальнейшего развития Севера России.
Проведя в 1870—1872 годах на шхуне “Полярная звезда” обследование всего берега от губы Печенга на западе до Семи Островов на востоке, комиссия пришла к заключению, что “по громадному 800-верстному протяжению Мурманского берега и по самому свойству местных рыбных промыслов, начинающихся ранней весной в Варангерском заливе и подвигающихся потом вдоль океанского берега к мысу Святой Нос, — нужды промышленности и торговли не могут быть удовлетворены одним только портом...” и потому рекомендовала устройство нескольких портовых городов, а в Териберском заливе — “образцовое становище, которое со временем должно разрастись и преобразоваться в портовый город”. Одновременно комиссия рекомендовала, не дожидаясь строительства портов, обустроить во всех отношениях существующие становища и обеспечить надежное и безопасное между ними мореплавание.
Первым следствием работы комиссии явилось образование в 1875 году Товарищества беломорско-мурманского срочного пароходства. Оно быстро развивалось, и к 1896 году по морской трассе между портами Белого моря и Мурманского побережья совершалось уже 27 еженедельных рейсов.
Териберка к этому времени стала крупнейшим становищем в восточной части Кольского полуострова. В 1899 году в ней числилось до 30 дворов с 200 жителями, имелось две церкви, фельдшерский пункт, больница Красного креста, метеостанция, школа и почтово-телеграфное отделение.
Для обеспечения навигационной безопасности плавания рейсовых пароходов, а также для развития круглогодичного судоходства между становищами Главное гидрографическое управление поручило Отдельной съемке Белого моря, начальником которой в то время был лейтенант М. Е. Жданко (впоследствии начальник Главного гидрографического управления, генерал Корпуса гидрографов), исследовать Мурманское побережье и выработать предложения по навигационному ограждению фарватеров.
Эта работа была выполнена в 1893 году на крейсере “Наездник” и на частных пароходах. Жданко предложил установить небольшие световые маяки на мысах Цыпнаволок, Териберский, в становище Гаврилова и на Семи Островах.
“Там производится поздний осенний лов, — докладывал Жданко в Главное гидрографическое управление, — и поэтому необходимы огни для подхода к становищам в темное время суток. Вопрос этот поднимался давно, но Морское министерство предлагало строить их за счет заинтересованных лиц. Ничего не построено. Но сейчас возросло пароходное сообщение по Мурманскому берегу, [разрослись] промыслы, улучшилась гидрография в Северном Ледовитом океане. Нужны небольшие огни без обслуживания. Они будут обеспечивать подходы к становищам и будут служить для судов, идущих вдоль Мурманского берега”[10].
Конкретное место для маяка на Териберском мысе выбирали командир и штурман крейсера “Наездник”: “Надо [установить маяк] на самой оконечности мыса Териберского. Польза несомненна. Надо на первом пригорке, а не выше, вследствие того, что туманы в Северном Ледовитом океане часто покрывают высокие горы, оставляя чистыми небольшие возвышенности... Мыс гранитный, можно приставать, есть вода от таяния снега, годная для питья... Летом воду надо брать или из реки, или строить цистерны” [там же].
Проект маяка разрабатывался в Дирекции маяков Белого моря под руководством полковника Васильева. Производителем работ был назначен отставной генерал-майор Геккель.
В 1896 году маяк начал действовать. Белый металлический фонарь был установлен на вершине железной ажурной башни высотой 7 м от основания, окрашенной в желтый цвет. Основу башни составил железный восьмигранный столб из таврового железа. Вокруг столба располагалась железная лестница, ведущая в фонарное сооружение. Постоянный белый огонь маяка, расположенный на высоте 37 м от уровня моря, освещал сектор от 195 до 96° на расстояние до 10 миль.
К востоку от маяка на упомянутом выше невысоком перешейке выстроили дом для обслуживающего персонала. В 700 метрах на юго-восток от башни в том же 1896 году в специальном деревянном здании на каменном фундаменте устроили пневматическую сирену с керосиновым двигателем, ревун которой был обращен к северу. Для подачи сигналов во время подготовки сирены к работе имелась пушка. Световой маяк и сирену обслуживали 12 служащих. Первым смотрителем был назначен штурманский помощник Токмаков.
В 1925 году маяк был переосвещен — в фонарном сооружении установили диоптрический осветительный аппарат 5-го разряда, который упростил обслуживание и увеличил дальность видимости огня.

Маяк Териберский

В 1928 году Убекосевер запланировало перестроить башню, так как она сильно поржавела за многие годы эксплуатации и стала шататься. Нуждалась в замене и выслужившая свой срок сирена. Кроме того, опыт многолетней эксплуатации сирены показал, что из-за большой высоты расположения источника звука суда, находившиеся в районе, непосредственно прилегающем к мысу, ее не слышат, так как звуковые волны, излучаемые сиреной, распространяются выше.
Из-за отсутствия ассигнований работы эти до Великой Отечественной войны так и не были выполнены. В годы войны маяк обеспечивал следование конвоев и транспортов вдоль Мурманского побережья, а также боевые действия кораблей Северного флота.
В 1941 —1942 годах Териберка и прилегающие районы подвергались особенно ожесточенной бомбардировке вражеской авиацией. Происходили в районе маяка и морские бои. Так, в ночь на 13 июля 1941 года к юго-востоку от маяка три немецких эсминца потопили сторожевой корабль “Пассат” и спасательное судно “РТ-67”. 24 июля того же года в районе к северо-востоку от Териберки противник потопил гидрографическое судно “Меридиан”. Удары нашей авиации по вражеским кораблям, к сожалению, оказались безрезультатными. Ничем не могли помочь нашим морякам и маячники.
Несмотря на многочисленные бомбардировки, маяк во время Великой Отечественной войны уцелел, но в конце 1960 года из-за неосторожного обращения с огнем (для отогревания замерзших труб водяного охлаждения дизелей использовалась паяльная лампа) полностью сгорело маячно-техническое здание со всем оборудованием. В 1971 году маяк был перестроен. В настоящее время он представляет собой двухэтажное желтое здание с железобетонной маячной башней высотой 13 м. В фонарном сооружении маяка установлен вращающийся электрический осветительный аппарат ЭМВ-930, светящий переменными проблесковыми красным и зеленым огнями. Маяк оборудован радиомаяком КРМ-300 и наутофоном ЛИЕЖ-300. Большой вклад по вводу в эксплуатацию новых технических средств, в обеспечение их постоянного действия внесли начальник маяка В. И. Ленин, техник С. И. Куимов.
Тысячи кораблей и судов ежегодно проходят мимо маяка, контролируя свое географическое место и уточняя курс. Благодаря надежной и грамотной работе обслуживающего персонала, маяк работает бесперебойно, посылая свет своего огня и радиосигналы в холодное Баренцево море.
 

ХАРЛОВСКИЙ (СЕМИОСТРОВСКИЙ) МАЯК

 Маяк установлен на острове Харлова, западном и самом высоком из Семи Островов, расположенных недалеко друг от друга вдоль средней части Мурманского берега в 72 милях восточнее острова Кильдин.
Пролив между материком и первыми пятью островами называется Семиостровским рейдом, в него впадает довольно большая река Харловка, названная в честь Я. П. Харлова, описавшего в 1826 году острова и устье реки.
В устье реки Харловка в старину было промысловое становище, где на лето собирались промышленники для ловли рыбы. Постоянное селение здесь возникло во второй половине XIX века.
Берега острова Харлова высоки и круты, местами обрывисты. Наибольшее возвышение над уровнем моря достигает 114 м. Впервые остров был описан в 1779 году офицерами эскадры контр-адмирала Хметевского, совершавшей плавание вдоль Лапландского берега. Более подробное исследование и описание островов было выполнено в 1822 году экспедицией Ф. П. Литке. В 1832 году М. Ф. Рейнеке произвел промер Семиостровского пролива и уточнил координаты отдельных пунктов.

Первые поморы, появившиеся здесь, руководствовались при плавании, как и в других местах Белого и Баренцева морей, рукописными лоциями. А. Сиденснер сообщает [9], что до конца XIX века у моряков Семи Островов сохранялся обычай обращения перед началом ловли рыбы кормщика к команде: “Благословите и примечайте, братцы”. На что команда отвечала: “Святые отцы благословляли, праведники Бога молили кормщика на место”.
Эта своеобразная короткая молитва говорит о том, что перед началом лова кормщик засекал место своего баркаса или шняки по береговым ориентирам и сообщал их всей команде, что помогало потом сообща выбрать правильный курс домой.
Первый маяк на острове Харлова был построен в 1897 году в соответствии с постановлением правительства о постройке маяков на побережье Мурмана (см. очерк “Териберский”).
Здание маяка имело вид небольшого деревянного желтого домика, на крыше которого сбоку возвышалась серая, обшитая досками, башенка с фонарем. В башенку вела из дома винтовая лестница. Высота огня от основания здания составляла 6,6 м, а от уровня моря — 114 м. Маяк светил белым постоянным огнем, освещая сектор моря от 290 до 202° на расстояние до 9 миль. Освещение осуществлялось с 10 марта по 2 апреля и с 20 июля по 1 декабря.
Фонарь, установленный на маяке, был снят со светящего бакана, и поэтому свет его оказался очень слабым. Общество моряков торгового флота Русского Севера уже в 1907 году обратилось к начальнику Главного гидрографического управления генерал-лейтенанту А. И. Вилькицкому с просьбой построить на острове Харлова “настоящий” маяк на бетонном основании с сильным ацетиленовым огнем. Строительство такого маяка было включено управлением в перспективный 20-летний план строительства маяков на морях России, однако Первая мировая война не позволила реализовать намеченное.
Лишь в 1917 году вместо фонаря с керосиновой лампой на маяке удалось установить ацетиленовый аппарат. Так как он тоже был снят со светящего буя и имел слабую силу света, дальность видимости огня
не возросла, но обслуживание огня значительно облегчилось, что для условий военного времени было очень важно.

Маяк Харловский

В 1930-х годах Гидрографическое управление ВМС решило установить на маяке новый фонарь с более сильным осветительным аппаратом, приводимым во вращение весом гири. Старый дом с башенкой для такой конструкции не годился, и пришлось выстроить новую башню — брусчатую на бетонных столбах в виде четырехгранной усеченной пирамиды красного цвета. Эта башня стоит на острове по сей день.
Ее высота от основания составляет 11 м, а от уровня моря — 121м.
Судьба маяка в годы Великой Отечественной войны была такой же, как у многих других маяков нашего Севера — обеспечение в мани- Маяк Харловский
пулируемом режиме плавания наших кораблей и конвоев. И все это в условиях частых бомбежек и артобстрелов со стороны противника.
Снабжение маяков в годы войны осуществляло гидрографическое судно “Меридиан”. 22 июля 1941 года оно вышло из Кольского залива, чтобы доставить маячникам довольствие и эвакуировать женщин и детей. Следуя от маяка к маяку, судно благополучно прибыло на Семиостровский рейд и приступило к разгрузке продовольствия для Харловского маяка. Ночью 24 июля “Меридиан” снялся с якоря и направился в губу Восточная Лица. Через полчаса сквозь белесую мглу гидрографы увидели силуэты вражеских эсминцев. Моряки “Меридиана” сражались отчаянно, но бой был неравным. На судне вспыхнул пожар — загорелись закрепленные на верхней палубе бочки с бензином, который стекал с палубы и горел на воде. Появились убитые и раненые. Объятый пламенем, “Меридиан” с развевающимся на гафеле флагом погрузился в пучину Баренцева моря. Погибло 46 человек, среди которых были женщины и дети — члены семей маячников. Маяк Харловский был последним, кому помог выстоять в войне “Меридиан”.
В послевоенные годы технические средства маяка постоянно совершенствовались. В 1960-х годах на маяке был установлен отечественный светооптический аппарат ЭМВ-3, построено новое маячно-техническое здание, оснащенное современными дизель-электрическими агрегатами, радиомаяком КРМ-100, наутофоном ЛИЕЖ-300. Значительно улучшены жилищные условия для служащих маяка.
В настоящее время маяк продолжает надежно обеспечивать безопасность плавания в районе Семи Островов, освещая пространство белым проблесковым огнем на 26 миль.

ЦЫПНАВОЛОКСКИЙ МАЯК

 Установлен на северо-восточной оконечности полуострова Рыбачий на мысе Цыпнаволок. Обеспечивает плавание на подходах к Кольскому заливу и в прилегающей акватории Баренцева моря.
Место это издавна было оживленным в отношении мореплавания. Мимо мыса пролегают морские дороги, связывающие порты Кольского залива, Белого моря и рек Сибири с западными странами.

По преданию поморов, в районе Цыпнаволока, в частности в бухте Подшеей, в прошлом веке были лучшие становища Мурмана, где собиралось более 1000 рыбопромышленников и ежегодно скапливалось до 50 судов. В конце XIX века в бухте Подшеей числилось 12 домохозяйств с 90 постоянными жителями, была церковь и даже солидное здание тюрьмы, или “арестантского дома”, как его тогда называли М. Ф. Рейнеке, описывая во время своей экспедиции 1822—1832 годов полуостров Рыбачий, отметил, что “мыс Цыпнаволок... составляющий северо-восточный угол полуострова, суть низменная часть оного, хотя к воде... [берега его] круты, но не более 5—8 саженей. К югу в одной миле от Цыпнаволока лежит под берегом небольшой островок Аникиев, отличающийся зеленой поверхностью и черными крутыми боками. На середине его обнажена огромная шиферная плита с надписями имен разных мореплавателей, посещавших это место. Древнейшая из них на норвежском языке, под знаком короны, 1510 год. Далее к северо-западу от Цыпнаволока горы опять возвышаются” [26]. Кроме этого островка, называемого Большим Аникиевым, севернее его лежит островок Малый Аникиев. Эти два островка, судя по старым лоциям, и являлись главными ориентирами при плавании в районе мыса до постройки на нем маяка.
Впервые о необходимости постройки маяка на мысе Гидрографический департамент заявил в 1874 году, когда в северо-восточной части Рыбачьего полуострова за год произошло 9 кораблекрушений из 23 на Белом и Баренцевом морях. В частности, в ночь на 30 мая во время бури затонуло сразу 5 русских шняк. Погибло 29 человек от 12 до 43-летнего возраста.
На обращение Гидрографического департамента с просьбой выделить деньги на строительство Морское министерство ответило отказом, ссылаясь на то, что военные корабли в районе полуострова не плавают, и возведение маяка там должно быть заботой Министерства торговли и промышленности. В необходимости маяка не удалось убедить и это министерство.
Понадобилось 20 с лишним лет на то, чтобы убедить чиновников, что стоимость маяка не входит ни в какое сравнение с ущербом, который терпит государство и частные лица из-за плохого ограждения навигационных опасностей. К строительству приступили лишь в 1896 году после специального решения правительства.
Возводил маяк отставной генерал-майор Геккель. Он выстроил его в 1,5 мили от оконечности мыса в виде небольшого деревянного домика с красной крышей и серой башенкой с маячным фонарем. Диоптрический светооптический аппарат 5-го разряда, установленный на высоте
6,6 м от основания и 29,7 м от уровня моря, светил затмевающимся белым огнем в секторе от 294,5 до 184,5° на расстояние до 9 миль. В строй действующих маяк вступил 3 сентября 1896 года.
В планах России накануне Первой мировой войны военные действия на Северном театре не предусматривались. В военно-инженерном отношении театр оборудован не был, оборонительные сооружения отсутствовали, специальный режим работы навигационного ограждения заранее разработан не был.
С началом войны порты Балтийского и Черного морей были отрезаны от океана, и Северный театр приобрел большое значение как единственный путь сообщения России с союзниками (кроме пути через Тихий океан и Сибирь). Обстановка требовала быстрого переоборудования существующих портов и создания новых, а также развертывания мероприятий по защите и специальному навигационному ограждению морских сообщений.
Маяки Белого и Баренцева морей с началом боевых действий в навигацию 1915 года были погашены, некоторые из них, в том числе Цыпнаволокский, перешли на работу в специальном режиме. На все маяки были разосланы инструкции о действиях обслуживающего персонала на случай нападения противника.
24 октября и 9 ноября 1916 года германские подводные лодки обстреляли Цыпнаволокский маяк, но существенного урона ему не нанесли, и маяк продолжал обеспечивать действия наших сил.
После войны в новых условиях активного освоения Севера России и, в частности, развернувшейся широкой торговли с западными странами (Карские товарообменные экспедиции) роль маяка существенно возросла.
В 1924 году Убекосевер докладывало в Главное гидрографическое управление: “Цыпнаволокский маяк является приемным маяком для судов, идущих от Нордкапа на Святой Нос, а также для судов, идущих с океана в Кольский залив, в силу чего на Цыпнаволоке желательно вместо старого маяка, который требует капитального ремонта, построить железобетонную башню высотой 10 саженей, окрасить ее в ярко-красный цвет и установить фонарное сооружение с ацетиленовым аппаратом с дальностью видимости до 25 миль. Желательна также установка сирены” [27].
Маяк перестроили в 1933 году. На месте прежней башни соорудили деревянную широкую четырехгранную усеченную пирамиду высотой
18,7 м. В 1937 году маяк оборудовали новейшим по тому времени радиомаяком РМС-3.

Маяк Цыпнаволокский

В годы Великой Отечественной войны маяк не раз подвергался бомбардировкам противника и существенно пострадал. После войны его восстановили и оборудовали современным светооптическим электрическим аппаратом ЭМВ-3.
В 1975 году вместо устаревшей башни на мысе возвели новую из монолитного железобетона конусообразной формы, окрашенную красными и белыми горизонтальными полосами. В стальном фонарном сооружении установили светооптический электрический вращающийся аппарат с огнем красного и белого переменно-проблескового действия. Высота башни от основания 32 м, высота огня от уровня моря 54 м. Дальность видимости огня 18 миль.
В 1997 году на мысе установлен новейший радиомаяк КРМ-400.
Цыпнаволокский маяк является одним из важнейших на берегах северных морей России. Длительное
время коллективом этого образцового на Баренцевом море маяка руководили участник Великой Отечественной войны Н. А. Летов, служащие В. И. Пивоваров, Е. И. Блинов. Благодаря их усилиям, многочисленные технические средства маяка всегда были готовы к действию.
 

АБРАМОВСКИЙ МАЯК

Первые рыбачьи поселения в Беломорье возникли еще в глубокой древности — около третьего тысячелетия до н. э.

 

Племена, жившие по берегам Волги и Оки, продвигаясь водными путями на север, вышли к берегам Студеного моря, заселив их вплоть до Канина полуострова.

 

В конце IX — начале X веков, спасаясь от тяжких работ, налогов и голода, на север по течениям Северной Двины и Печоры двинулись новгородцы. Они покорили “заволоцкую чудь” (финские племена. — Авт.), вытеснили занимавшихся насилием и грабежами викингов и расселились по берегам Белого моря.

Новгородцы быстро освоились с условиями плавания по морям и научились строить и управлять судами. Вскоре они стали полными хозяевами беломорских вод. В XV веке русские поморы уже “промышляли и зимовали” на Груманте (Шпицберген. —Авт.), Новой Земле, Коле и Печенге.

 

В конце XV века Поморье вошло в состав централизованного русского государства с центром в Москве. В 1584 году в устье Северной Двины был основан город Архангельск (до 1613 года Новохолмогоры). С этих пор начинают развиваться торговые отношения с Англией, Голландией и другими государствами.

Наряду с Архангельском, в XVI веке одним из торговых центров было поселение в широком устье реки Мезень. Сюда заходили не только поморские промысловые, но и иностранные торговые суда. Они вывозили из Мезени лес, смолу, меха, воск, кожи, сало, рыбу, мед, сибирскую пшеницу, а завозили соль, сукна, сахар, стекло, изделия из железа и др. Английский мореплаватель Стефан Борро в 1550-х годах насчитал в Мезенском заливе двадцать судов. Через Мезень пролегал путь русских мореходов в торговый центр Обского края Мангазею, основанный на реке Таз в 1601 году. Отсюда русские промысловые суда ходили и на Шпицберген.

 

Никаких специальных навигационных знаков до XX века здесь не было. Мореходы при подходе к Мезени руководствовались исключительно опознанием естественных ориентиров, в основном приметных мысов и возвышенностей. Одним из них был мыс Абрамов — высокий, обрывистый, с ледяными прослоениями в нижних слоях почвы. Издали обрыв мыса приметен серой массой с громадными черными оползнями торфа и тундры. С прошлого века на мысе стояла часовня, служившая мореплавателям отличительным знаком.

Ориентироваться мореплавателям при плавании в Мезенском заливе, как и в других местах Белого и Баренцева морей, поморам помогали также своеобразные искусственные маяки — гурии и большие деревянные кресты. Гурии представляли собой груды камней или костей морских животных конусообразной формы, а кресты изготавливались из местного плавника и служили, как правило, надгробными памятниками. Некоторые кресты имели барельефы, вырезанные иконы, навесы для защиты от дождя и снега. Крестовая форма такого знака и особые приметы позволяли мореходам не только опознать местность, но и уточнить свой курс, так как поперечина на всех крестах обязательно была направлена “от ночи на летник”, т. е. с севера на юг.

 

 

Навигационный крест. Рисунок из рукописной лоции поморов “Расписание мореходства”

 

Известный полярный исследователь П. К. Пахтусов в своем дневнике во время работ на Новой Земле в 1832 году отмечал: “Промышленники, не знающие употребления склонения компаса, принимают компасные румбы за истинные и потому ставимые ими кресты всегда направлены по компасному меридиану” [6].

Места расположения крестов, гуриев, их вид заносились в рукописные лоции, именуемые в народе “мореходными книгами”. Эти лоции в виде тетрадей появились в конце

XVI века. Они хранились в большом секрете, помногу раз переписывались и передавались из рода в род, от отца к сыну.

 

 

Маяк Абрамовский

 

Известна лоция поморов, озаглавленная как “Расписание мореходства” [7]. Введение к ней начиналось так: “Сие мореходное описание составлено вернейшим порядком, по которому мореплаватели находят, то есть узнают все опасные места и чрез то сберегают жизнь свою”. Далее следует молитва, которую, видимо, читали перед каждым отправлением в путь: “Грядем во имя твое святое, Спаситель наш Иисус Христос, сын Божий, в путь. Благослови творение твое и помилуй; во дни наши, полунощи и во все 24 часа, всю надежду на тебя, Господи, уповаем, а в случае наших, от морских бурь или злых людей происходимых, бедствий и несчастий, пошли, Господи, своего светителя и скорого помощника Николая Чудотворца на избавление нас, грешных. Аминь”.

 

В поморской лоции XVIII века “Книга мореходная с означением мест сколько от одного до другого расстояния и приметы становищам” встречаются такие записи: “В корабельное устье заходить: маяк (т. е. гурий или крест. — Авт.) навести на веток или мало свести с встока, должно смотреть флаг бакана; а когда маяк придет меж веток полуношник... прямо ити на маяк...” [8].

 

Так плавали в Мезенском заливе до начала XX века. В 1909 году Особая комиссия по вопросам постройки маяков и других предостерегательных знаков в Белом море и Северном Ледовитом океане признала необходимым построить на мысе Абрамов маячный огонь, “...поскольку на пути в Мезенский залив есть быстрое течение и имеются банки. На эти банки надо бросить луч с маяка”.

 

Маяк начал действовать в 1910 году. Это был небольшой деревянный дом, на железной крыше которого была возведена деревянная башенка с остроконечным куполом. Как сообщается в “Лоции Белого моря” 1913 года, издали здание маяка было “настолько незначительных размеров”, что часовня, стоявшая с давних времен там же, открывалась раньше его.

 

Вначале на маяке был установлен временный диоптрический осветительный аппарат 6-го разряда. Несколько лет спустя его заменили на более сильный — 4-го разряда с керосинокалильной горелкой.

В 1931 году маяк перестроили, сохранив в основном его внешний вид. В 1989 году он был переведен на автоматический режим работы от изотопной энергетической установки.

 

В настоящее время маяк светит белым проблесковым огнем, освещая с высоты 31 м от уровня моря весь горизонт на расстояние до 12 миль. Наряду со световым, на мысе действует радиомаяк.

ВЕШНЯК (ТРЕХОСТРОВСКИЙ) МАЯК

 На восточном побережье Кольского полуострова, в шести милях южнее мыса Орлов-Терский Толстый лежат три острова — Вешняк, Кувшин и Бакалда. Раньше их объединяли одним названием Три Острова, подразумевая при этом не только занятое островами пространство, но и весь соседний с ними район, омывающий как берега этих островов, так и соседнего материкового берега.

Северо-восточное побережье Терского берега Кольского полуострова

Вешняк — самый большой остров из группы, длина его по меридиану 1200 м, а максимальная ширина (в середине) — 500 м. Суживаясь к северу, остров оканчивается остроконечным мысом с крутыми гранитными берегами красноватого цвета.

Этот район трех островов у входа в Белое море с XIII века носил у поморов зловещее название “кладбище кораблей”. Здесь часто и резко меняется погода. То задует ветер, нагоняя тучи, то снова синь над головой. Не успело солнце порадовать глаз, как начался морок — густой мелкий дождь или неожиданно повалит снег. Туман бывает такой, что хоть топором руби, как говорят поморы. Но особенную опасность для мореплавания представляют здесь сильные приливо-отливные течения.

Поскольку острова лежат на оживленном морском пути, мореходы начали ограждать их на самой заре мореплавания в этом районе. Первыми опознавательными знаками здесь были кресты и гурии (см. очерк “Абрамовский”). Их ставили на самом видном месте побережья. В конце XVIII — начале XIX веков на средства Архангельского порта на Вешняке была построена несветящая башня. Она представляла собой деревянное сооружение из столбов с треугольной фигурой наверху, обшитой досками.

Вначале за башней следили служители таможенной заставы, которая находилась на острове для осмотра судов, идущих в Белое море с севера, но из-за трудностей ее обеспечения продовольствием и дровами она была в 1826 году упразднена. Следить за башней стало некому (ближайшее селение Поной находилось на материковом берегу в расстоянии более 10 миль), и она в конце 1850-х годов разрушилась.

После гибели у Вешняка в 1860 году крупного транспорта “Гапсаль” командир Архангельского порта распорядился выстроить на острове новую деревянную башню, такую же по форме, как и прежняя, но выше. Строительство было окончено в 1864 году. Одновременно к северо-востоку и юго-востоку от башни, в расстоянии около кабельтова от нее, были выстроены два навигационных знака (столбы, обложенные у основания камнями в деревянных срубах), образовавшие с башней створы.

Башня, установленная почти посередине острова, представляла собой усеченную белую пирамиду высотой 12 м с красной крышей. Она помогала определять мореплавателям свое место при следовании между берегом и мелями, лежащими восточнее материкового берега.

Створ башни с северо-восточным знаком показывал направление на северо-восточную оконечность Орловской мели, а с юго-восточным знаком — на южную оконечность Горяиновской мели. Створы служили не только для обеспечения безопасного прохода судов между мелями, но и для проверки магнитных компасов.

К сожалению, польза от этих навигационных сооружений была небольшая, так как видны они были плохо даже в подзорную трубу. Мореплаватели утверждали, что не только знаки, но и башню можно рассмотреть только один раз в три недели, и просили хотя бы выкрасить их в яркий цвет. Но и этого не сделали, так как использовавшиеся в то время краски в условиях сурового климата Севера все равно быстро потускнели бы.
В начале Первой мировой войны порты Балтийского и Черного морей оказались отрезанными для России от океана (выход из Черного моря контролировали турки, а из Балтийского моря — немцы), и северный театр приобрел большое значение как единственный путь сообщения России с союзниками (кроме пути через Тихий океан и Сибирь).

Обстановка требовала быстрого переоборудования существовавших на Севере портов и создания новых, а также совершенствования навигационного ограждения опасностей и фарватеров. Важное значение приобрела безопасность плавания в Горле Белого моря.

В 1914 году на маяке Вешняк был установлен фонарь с ацетиленовым осветительным аппаратом, который светил белым проблесковым огнем, освещая с высоты 32 м от уровня моря пространство моря на расстояние до 7,5 мили. Введение в действие светового маяка существенно повысило безопасность входа в Горло Белого моря в ночное время.

Этот маяк, расположенный на перекрестке северных морских путей, провожал и встречал из дальних походов немало знаменитых кораблей и судов. В августе 1912 года мимо него прошло экспедиционное судно Г. Я. Седова “Св. Фока”, направлявшееся с экспедицией к Северному полюсу. Много раз по маяку определялся известный экспедиционный пароход “Пахтусов”, исследовавший путь к устьям Оби и Енисея. В сентябре 1915 года его приветствовали ледокольные пароходы “Таймыр” и “Вайгач”, осуществившие первое сквозное плавание Северным морским путем с одной зимовкой. В июне 1917 года в Архангельск, свою северную базу, мимо маяка проследовал легендарный ледокол “Красин”...

В 1926 году башню перестроили, сохранив в основном ее внешний вид. Эта башня простояла до 1950-х годов.

В годы Великой Отечественной войны маяк участвовал в навигационном обеспечении боевых действий Северного флота и, в частности, подхода союзных конвоев к Горлу Белого моря. Огонь был выключен, а на острове размещен манипуляторный пункт. В один из штормовых дней порывом ветра была оборвана линия связи между пунктом и берегом. Старшина 2-й статьи Скакунов быстро сколотил плотик и на нем с проводом в руке начал переправляться через пролив шириной 800 м. В 60 м от берега моряка смыло волной, но он, собрав все силы, доплыл до берега и восстановил связь. Всю войну манипуляторный огонь на Вешняке действовал безотказно.

В 1950-х годах на острове была возведена восьмигранная ажурная башня высотой 25 м от основания из стальных решетчатых конструкций со сплошной деревянной обшивкой и фонарным сооружением. Башня окрашена белыми и красными горизонтальными полосами. Светооптический аппарат, установленный на высоте 44 м от уровня моря, питается электроэнергией от изотопной энергетической установки и работает в автоматическом режиме, обеспечивая дальность видимости белого проблескового огня на расстояние до 11 миль.

ГОРОДЕЦКИЙ МАЯК

 В северо-восточной части Кольского полуострова между мысами Большой Городецкий и Малый Городецкий вдается в берег губа Городецкая. Издавна в ней находили укрытие суда, следующие из Баренцева моря в Белое и обратно. Губа и сейчас служит местом для якорной стоянки судов промыслового флота, которые заходят преимущественно в ее внутреннюю часть. Большой Городецкий мыс имеет светлый цвет почвы и поэтому его называют еще Белым, а Малый Городецкий, расположенный в 1,5 мили к юго-востоку от Большого, по цвету серый и его называют Черным.

Лоция поморов (см. очерк “Абрамовский”) давала следующие рекомендации о плавании на подходах к становищу Городецкому, расположенному на берегу губы: “Идти во оное о русской наволок чисто, левее корог токмо знаючи, — много есть подводных корог; спустить в полводы; а промежд корги податься поправее малое число; стоять против двух крестов, кои на русской стороне (восточное побережье Кольского полуострова. —Авт.); от онаго наволока есть корги в море, отянулись примером полверсты или поболе; да и вниз... есть же корги, близко идтить не надо ”[7].

В январе 1828 года лейтенант М. Ф. Рейнеке (впоследствии вице-адмирал, начальник Гидрографического департамента), выполнявший гидрографические исследования северных берегов России, направил генерал-гидрографу вице-адмиралу Г. А. Сарычеву рапорт следующего содержания: “При неоднократных плаваниях моих по Баренцеву морю замечал я большое сходство в видах мысов Городецком и Святом (имеется в виду мыс Святой Нос. —Авт.), отчего мореплаватели мало отличают один от другого, особенно при неясной погоде и от ошибки подвержены неприятному положению, а иногда и самой гибели. Для отвращения сих пагубных последствий необходимо отмечать один из этих мысов постановлением на нем деревянной башни по образцу Орловской или Пулонгской”.

Побережье Кольского полуострова в районе губы Городецкая

Сарычев принял решение поставить башню на мысе Святой Нос (см. очерк “Святоносский”), а Городецкие мысы до 1876 года оставались неогражденными.

В 1871 году Гидрографический департамент обратился в Морское министерство за разрешением запланировать на мысе Малый Городецкий постройку светового маяка, а пока будут вестись проектные и подготовительные работы, установить на мысе временный дневной знак. В качестве его предполагалось использовать северную башню Мудьюгского маяка, которую решено было упразднить (см. очерк “Мудьюгский”).

В 1873 году башню в разобранном виде доставили в Архангельск, где ее перебрали, заменив негодные части новыми. В 1876 году она была установлена на Малом Городецком мысе в 260 м от края берега на высоте 30 м от уровня моря. Башня представляла собой деревянную трехгранную пирамиду с крышей, обшитую досками с просветами.

В 1894 году Гидрографический департамент представил в Морской технический комитет два проекта светового Городецкого маяка: каменного капитального в виде жилого дома, соединенного с башней, и в виде одноэтажного дома с подъемным с помощью лебедки фонарем в железной раме. Маяк должен был обеспечить безопасность входа в Белое море с севера при переменном сильном течении и плавание в узком проходе между берегом и Орловскими кошками. Стоимость строительства по первому проекту составляла 34 010 руб., по второму 3812 руб.

Морской технический комитет одобрил строительство каменного маяка, отметив при этом, что маяк отдален от населенных пунктов, будет строиться в пустынной местности, а потому смету надо увеличить.
Морское министерство засомневалось в необходимости строительства такого дорогого маяка в “пустынном месте” и задержало окончательное утверждение проекта.

Решение вопроса ускорило рассмотрение в управлении Комитета министров отчета архангельского губернатора за 1894 год. В нем губернатор, в частности, отмечал: “Отсутствие по берегам Мурманского побережья какого-либо спасательного учреждения, лоцманских знаков и маяков заставили меня возбудить ходатайство об устройстве таковых, тем более, что рано наступающие осенние темные вечера и осенние бури совпадают как раз с возвращением промышленников домой и легко могут повлечь крушения и гибель людей. Только благодаря смелости поморских промышленников, их знанию берегов и привычки к морю нужно приписать то, что несчастных случаев бывает сравнительно мало. Ныне... Морским министерством намечены пункты, где предполагается устроить маяки и отличительные огни” [10].

Император Николай II собственноручно подчеркнул слова об отсутствии маяков. Это возымело действие. Разрешение на строительство каменного маяка было получено. В 1896 году приступили к выбору места для строений. Остановились на вершине горы Сазоновой, где ранее стояла деревянная башня. Строительством руководил производитель работ по сооружению маяков на Белом море отставной генерал-майор Гаккель.
Дом с башней, которая возвышалась над серединой крыши, строили из местного камня и материалов, доставленных из Архангельска. Деревянные строения (баня, кладовые, дом для смотрителя и обслуживающего персонала) были срублены вчерне в Архангельске при Дирекции маяков Белого моря и отправлены на Терский берег на зафрахтованных Гаккелем частных пароходах.

Основные работы были закончены летом 1897 года, но завершить их в том же году не удалось, так как пароход “Георгий” с грузом строительных материалов, предназначенных для окончательной отделки маяка, потерпел кораблекрушение из-за потери географического места и затонул. Маяк достраивали уже в 1898 году.

Впервые луч света осветил море возле Малого Городецкого мыса 20 сентября 1898 года. В башне маяка восьмигранной формы, окрашенной белыми и красными вертикальными полосами, был установлен вертящийся осветительный аппарат типа “огонь-молния” 3-го разряда, светивший с высоты 16 м от основания и 55 м от уровня моря белым групповым проблесковым огнем на расстояние до 14 миль.
В том же 1898 году в 6 км от маяка на мысе Большой Городецкий в деревянном доме установили пневматическую сирену с керосиновым двигателем. Для обслуживающей ее команды выстроили отдельный деревянный дом и баню.

В 1901 году осветительный аппарат маяка сгорел. Закупили в Париже новый и планировали его доставить на маяк на пароходе “Меркур”. Однако по чьей-то халатности с погрузкой осветительной аппаратуры опоздали — пароход ушел с одеждой и продуктами для маячников, но без осветительного аппарата. Вместо наказания нерасторопного чиновника его пришлось благодарить, так как пароход “Меркур”, не дойдя до Кольского полуострова, затонул со всем имуществом. Аппаратуру установили на маяке только в следующем, 1903 году.

В начале XX века маяк обслуживали смотритель и трое служащих с семьями по вольному найму. Позже численность обслуживающего персонала увеличили до 6 человек. Служить было трудно, так как поблизости не было никаких населенных пунктов. Изредка удавалось сходить в село Поной, расположенное за несколько десятков миль в устье одноименной реки. Но такие дальние прогулки, в особенности в зимнее время, случалось, заканчивались трагически: в 1909 году чуть не погиб от обморожения смотритель маяка, в 1912 году насмерть замерзла жена машиниста сирены.

Чтобы облегчить жизнь маячникам, накануне Первой мировой войны маяк связали телефоном с ближайшими поселениями и в распоряжение смотрителя выделили баркас. В 1912 году при маяке была учреждена спасательная станция.

В 1919 году на маяке вновь случился пожар, принесший немало бед. Несмотря на разруху в стране, уже к 1921 году маяк был полностью отремонтирован и переоснащен — на нем установили ацетиленовый осветительный аппарат, в результате чего дальность видимости огня возросла с 14 до 20 миль.
В годы Великой Отечественной войны мимо маяка следовали корабли и конвои транспортов. Уже 31 августа 1941 года маяк помогал благополучно пройти в Белое море союзному конвою из 6 транспортов и 12 кораблей эскорта. Всего в 1941 году в порты Белого моря пришло семь конвоев в составе 53 транспортов и 49 кораблей. В Англию проследовало за это время 4 конвоя в составе 47 транспортов и 25 кораблей эскорта.

Фашисты часто и ожесточенно бомбили этот район и посылали к Горлу Белого моря свои подводные лодки. 18 октября 1941 года в районе Городецкого маяка подводной лодкой противника был потоплен транспорт “Аргунь”, шедший из Архангельска в Иоканьгу. Команда “Аргуни” была подобрана гидрографическим судном “Мгла” и доставлена в Архангельск. Командованием Беломорской флотилии был проведен тщательный анализ причин случившегося и сделаны выводы, послужившие основанием для улучшения навигационного обеспечения проводок, в частности, увеличения числа манипуляторных пунктов. Подвергался бомбардировкам и маяк, но устоял.

В 1970-х годах на Малом Городецком мысе был выстроен новый маячный комплекс, включающий в себя световой маяк в виде каменной башни, возвышающейся над красным одноэтажным домом; маячно-техническое здание с аппаратурой радиомаяка КРМ-100 и наутофоном ЛИЕЖ-300; два двухквартирных жилых дома; склады горюче-смазочных материалов и бытовые постройки. Высота башни от основания составляет 18 м, а от уровня моря — 55 м. Маяк светит в секторе от 312 до 171° белым проблесковым огнем на расстояние до 26 миль.

Более 20 лет начальником маяка служит Николай Федорук, начавший свою службу на маяках Белого моря в 1961 году. Рядом с ним работают его жена Анна Стаховна и сын Евгений с невесткой. Маяк надежно обеспечивает плавание кораблей у входа в Горло Белого моря.

ЖИЖГИНСКИЙ МАЯК

 Остров Жижгинский, на котором установлен маяк, лежит в 2,5 мили от северо-западной оконечности Летнего берега Белого моря. Длина острова с северо-востока на юго-запад 2 мили, а ширина около мили.
Как сообщает “Лоция Белого моря” 1913 года издания, “Побережье острова представляет собой каменистый, с примесью крупного камня обрывистый яр, высотой до 15 м над уровнем моря. Посредине острова имеется гора, к югу отлогая, к северу крутая, высотою до 90 футов над уровнем полной воды. Склоны горы и низменная поверхность острова покрыты поверх песка слоем земли, усеянной камнями; сверх этой почвы вся поверхность острова сплошь покрыта кустами морошки и изредка кустарником ивняка. На южной половине острова имеется много пресноводных озер разной величины... Прибрежье острова мелководно и усеяно массой осушных камней, рифов и корг”.

Остров Жижгинский

Остров был известен поморам еще в XIV веке. Они ловили в его окрестностях рыбу, укрывались у его берегов от штормов. Впервые он описан и нанесен на карту в 1777 году лейтенантом Пусторжевским, возглавлявшим гидрографическую экспедицию, посланную из Архангельска на судне “Бар” для описи островов и рек в западной части Белого моря.
Исследователь Севера С. Максимов, издавший в прошлом веке несколько трудов о Белом море, высказал предположение, что название острова происходит от мужского имени Жожга. В своих путевых заметках он приводит следующую беседу с одним из поморов, с которым ему пришлось пережидать бурю у острова: “Знаешь про Калгу да Жожгу? — спросил я. — Слыхал, что есть острова в море Калгуев да Жожгинск... Супротив последнего острова есть мысок экой небольшой — Кончаковым наволоком зовется... Вот на всех местах этих жили три брата, так по именам-то их и острова теперь слывут... Живут в дружбе и согласии. У всех топор один: одному надо — швырнул один через море к брату; тот подхватил, справил свое дело, третьему передал. Так и швыряли они — это верно! С котлом опять, чтобы уху сварить — самое тоже: и котел у всех один был. И живут эдак год, другой, третий, да живут-то недобрым делом: что сорвут с кого, тем и сыты. Ни стиглому, ни сбеглому проходу нет... ни удалому молодцу проезду нет... Шалят ребята кажинной день, словно по сту голов в плечи-то каждому ввинчено... Соловецких богомольцев уже стали грабить, чтобы кажись баловства пуще. А вот пришел раз старичок с клюкой: седенькой экой, дрябленький, и поехал в Соловки с богомольцами-то, и пристали они к Жожгину-то острову, где середний брат жил, и вышел Жожга и подавай ему все деньги, что было и все, что везли с собой. Старичок-то клюкой и ударь его, и убил, наповал убил. А по весне приговорился на сальный промысел и Калгу убил... Ну, а Кончак, оказывается, после бани был что лыко моченое. Погналась за ним вдоль берега жонка, что у попа он украл, по морю до самого Кончакова наволока, тут он и изошел духом, умаялся — помер. Там тебе и могильцу его укажут, коли хочешь” [111Жил ли на острове такой разбойник или нет и его ли именем назван остров — остается загадкой, но вот вольные лоцмана на острове действительно жили еще в XVII—XVIII веках. Это известно достоверно. Они проводили суда к Онеге, к Соловецкому монастырю, в Кемь и в Архангельск. В середине прошлого века по указанию архангельских властей они были переведены на мыс Летний Орлов.

В 1760 году получивший концессию на рубку леса на Онеге англичанин Гом для обеспечения безопасности плавания своих судов соорудил на Жижгинском острове семиметровую башню, в каждом из шести окон которой по ночам горели две лампы (по некоторым данным — жировые светильники). Маяк просуществовал до 1769 года.
М. Ф. Рейнеке в своей книге “Гидрографическое описание северного берега России” [12] сообщает, что в 1820-х годах на острове стояла небольшая “несветящая бревенчатая башенка”. Кем и когда она была построена, он не упоминает.
В июле 1840 года по представлению главного командира Архангельского порта и Гидрографического департамента Адмиралтействсоветом было принято решение: “для устранения опасностей, коим подвергается коммерческое судоходство” в Белом море, построить 9 каменных маяков, из них 7 на подходах к Архангельску, Онеге, Соловецким островам и Мезени. Одним из мест установки значился остров Жижгинский как важный пункт на путях следования коммерческих судов.
Подготовительные работы по возведению маяка начались задолго до выхода этого решения. Еще в 1835 году архангельский промышленник Палкин разработал проект маяка, который был рассмотрен и одобрен Морским техническим комитетом. В 1836—1837 годах гидрографы лейтенант Корсаков и поручик Тихонов во время исследования острова выбрали площадку для башни. В 1838 году, не дожидаясь решения Адмиралтейств-совета, командир Архангельского порта распорядился приступить к строительству. Главным строителем был назначен подполковник Корпуса инженеров Власов.
Гидрографический департамент принял решение установить на маяке катоптрический осветительный аппарат из 16 ламп с 16 рефлекторами. Лампы были изготовлены в маячной мастерской Дирекции маяков Балтийского моря, а рефлекторы — частным мастером Вольфом. Установку и настройку осветительного аппарата осуществляли мастера ревельской маячной мастерской.
1 сентября 1842 года маяк начал действовать. Рейнеке так описал его: “Маяк [расположен] на трети длины этого острова от севера, на северном крае песчано-глинистой покрутости, покрытой мхом, травою и местами кустарником... Вид маяка: круглая каменная башня светло-желтого цвета с железным темно-серого цвета фонарем и темно-красною крышею. Высота башни от земли до вентилятора 58 футов.

Огонь постоянный обыкновенного цвета; осветительный аппарат отражательный из 16 ламп. Высота его от основания 50 и от уровня моря 90 футов. Горизонт кругом 16,3 мили... Смотритель и маячная прислуга живут в двух деревянных домах, саженях в 40 южнее маяка. Кладовая и остальные службы также деревянные, все здания окрашены светло-желтою краскою. Другого жилья на острове нет... При маяке кроме небольшого карбаса других спасательных средств не имеется. Пресная вода в колодце не хороша, а берут ее в озерах. Лесу нет, кроме кустарников у подошвы маячной горы, но на противоположном материке есть хороший сосновый лес, годный не только на дрова, но даже и на постройки... Сообщение с Архангельским портом (203 версты) летом на карбасах, зимою через пролив (12,5 версты) по льду на лошадях до деревни Дураковой и далее берегом...” [там же].
Маяк освещался с 15 июля, т. е. с завершением белых ночей и до конца навигации (как правило, до 16 ноября). Обслуживала его команда из офицера-смотрителя и 5 матросов архангельского ластового экипажа. Первым смотрителем маяка был поручик Корпуса флотских штурманов Дементьев. В 1864 году “казенная прислуга” была заменена на вольнонаемных служащих. В 1913 году вместе с семьями на маяке проживало 14 человек. Они держали лошадь, корову и мелкий скот.
Смотритель маяка подчинялся управляющему (директору) маяков Белого моря. Эта должность была учреждена в 1843 году. Первым управляющим был полковник Корпуса флотских штурманов Г. Никифоров — заслуженный моряк, участник Наваринского сражения, совершивший 6 дальних плаваний. Его высоко ценили Ф. П. Литке,
В. М. Головнин, П. С. Нахимов. При нем маячное строительство на Белом море значительно активизировалось. Ежегодно на шхуне 'Полярная звезда” он обходил маяки и вникал в нужды маячников. После одного из таких походов он заболел и в 1853 году умер.
Мореплаватели восторженно отзывались о маяке, который помогал им держать верный курс при проходе узкости в 6 милях между каменистыми коргами у острова и мысом Летний Орлов.
В 1871 году рядом с башней установили трехфунтовую пушку, которая стала первой на Белом море сигнальной пушкой. Во время тумана из нее производились выстрелы с промежутками в 10 минут. Когда принимались сигналы с судна, частота выстрелов возрастала в два раза.
Более 30 лет с момента ввода в строй маяк не подвергался ремонту. К 1870 году он оказался в плачевном состоянии: фонарь покосился, лампы шатались, рефлекторы потускнели, в жилых помещениях стоял такой холод, что все жильцы вынуждены были перебраться в одну большую комнату. А главное — дальность видимости огня заметно уменьшилась.
В 1882 году для обслуживающего персонала на острове было выстроено новое здание, спустя год на башне был установлен новый диоптрический светооптический аппарат 2-го разряда. Дальность видимости огня возросла до 18 миль.
После установки в начале XX века телефона на маяке начались регулярные наблюдения за состоянием в районе острова погоды, моря и льдов. Данные наблюдений ежедневно сообщались в Дирекцию маяков Белого моря.
Служащим маяка много раз приходилось оказывать помощь бедствующим морякам. Только в 1871 году им удалось снять с гибнувших судов 11 человек. Один из таких случаев произошел в августе 1871 года. Русская шнява с грузом соленой рыбы села на рифы у острова. Взрослые выбрались на берег, но на одном из камней среди бушующего моря остался двенадцатилетний мальчик. Все попытки рыбаков снять его оказались безуспешными. Мальчик был на грани гибели.

Бросились за помощью к маячникам. Смотритель послал на баркасе в штормовое море трех служащих, и они, рискуя жизнью, спасли юного рыбака. Подобных случаев за более чем 150-летнюю историю маяка было немало.

Маяк Жижгинский

Маяк благополучно пережил все войны и нападки стихии и без больших изменений во внешнем виде сохранился до наших дней. Разрушились лишь часовня, с давних времен стоявшая на острове, и очень старое кладбище.
Среди маячников наиболее известна династия Ратмановых, прослужившая на этом маяке более полувека — с 1883 по 1937 год. Основатель династии Ефим Иванович Ратманов возглавлял маяк с 1883 по 1914 год. Как отражалось в документах по проверке маяка, “службу нес исправно, грамотен и трудолюбив”. Являлся одним из зачинателей научной работы на островах Белого моря. Самостоятельно производил метеорологические и гидрографические наблюдения, являлся членом Императорской физикометеорологической академии. После смерти Ефима Ивановича маяк принял его сын Леонид, а в 1919 году со службы вернулся старший сын Михаил и сменил
Леонида. Младший сын Ефима Ивановича, Георгий, ставший известным полярным гидрологом, тоже несколько лет работал на маяке. В 1937 году он был репрессирован. После реабилитации семья Георгия Ефимовича в Архангельск уже не вернулась.
В настоящее время маяк, оборудованный современным светооптическим аппаратом, светит белым проблесковым огнем, обеспечивая дальность видимости до 18 миль. На маяке имеются радиомаяк и наутофон.

ЖУЖМУЙСКИЙ МАЯК

 В средней части Онежского залива Белого моря на одном общем мелководье лежат два острова — Большой Жужмуй и Малый Жужмуй.
Берега Большого Жужмуя более возвышенные и к северо-западу обрывистые. Поверхность его сравнительно ровная, сверху покрыта тундровой растительностью. Остров имеет в направлении на юго-восток длину 2,5 км и ширину с северо-востока на юго-восток около 2 км. Посреди острова есть озеро с пресной водой.
Малый Жужмуй менее высокий, поверхность его покрыта лесом.
На заре развития мореходства на Белом море в районе островов всегда наблюдалось оживленное движение судов. Здесь пролегали морские дороги к Соловецким островам, к портам Кемь, Онега, Сорока (ныне Беломорск), к становищам и местам звериного промысла.
Исследователь Русского Севера С. Морозов, посетивший острова в середине прошлого столетия, сообщает: “Длинный (Большой. —Авт.)

Жужмуй слева лесистый и зеленый, справа каменистый и черный... Там и сям прорезаются в ночном полумраке деревянные кресты, которыми уставлены чуть ли не вплотную все берега и острова Белого моря”.

Если штормовой ветер застигал суда при входе в Онежский залив, они устремлялись к Жужмуйским островам, где можно было укрыться от свирепых северных ветров и переждать непогоду. Не на один день застревали здесь мореходы и богомольцы с Соловков. Когда кончались продукты и таяла надежда на спасение, они брались за топоры и сооружали кресты. Их делали большими и ставили на видных местах, чтобы были заметными издалека. Считалось, что чем больше крест и чем выше он поставлен, тем скорее море успокоится. После водружения креста, уверяли старожилы, ветер всегда стихал и менялся на попутный. Ставили кресты и на могилах, и просто в знак благодарения бога за избавление от беды и за удачный промысел.
Среди множества этих сооружений выделялись “навигационные кресты”. Они были выше других и поперечина их всегда и везде устанавливалась в направлении меридиана (см. также очерк “Абрамовский”). Один из таких крестов был сооружен Петром Великим в 1684 году на берегу У некой губы.
В 1837 году главный командир Архангельского порта вице-адмирал А. И. Траверсе (сын маркиза И. И. Траверсе, морского министра в 1811—1827 годах) писал в Гидрографический департамент: “Ныне поморские жители, по частому их плаванию, равно для сохранения от нередко случающихся гибелей других мореходцев признают крайне необходимым устроить маяк в Онежском заливе на острове Большом Жужмуе... отстоящем от Архангельска в расстоянии 270 верст... Маяк этот очень важен — в Онегу нынче приходит до 50 коммерческих судов, а плавание в Онежском заливе сопряжено с большими трудностями. Множество островов, подводных камней и мелей ничем не обозначено, переменные течения от приливов и отливов изменяются с каждым часом и требуют от мореплавателей большой бдительности и осторожности даже летом. Суда подвергаются большой опасности и нередко гибнут, торопясь домой. Остров Большой Жужмуй как стена, за которой они скрываются от ветров, туманов и непогод. Суда, идущие в Онегу, в настоящее время не имеют никакого определительного пункта, необходимого в ночное время” [13].
По специальному решению Адмиралтейств-совета (см. очерк “Жижгинский”) постройку маяка запланировали на 1850 год. Место для него выбирал управляющий беломорскими маяками полковник Корпуса флотских штурманов Г. Никифоров. В 1846 году он исследовал остров и рекомендовал возвести башню на высоком холме невдалеке от западной оконечности острова Большой Жужмуй.
Несмотря на специальное решение Адмиралтейств-совета, деньги на строительство долго не выделялись. В апреле 1865 года командир Архангельского порта распорядился приступить к строительству на портовые средства. В Архангельске срубили дома и в разобранном виде доставили на остров. Весной 1866 года приступили к сборке. Однако в апреле от Морского министерства неожиданно поступило распоряжение: “Во исполнение высочайшей воли... решено ввиду ограниченной нормы расходов... никаких работ по возведению вновь Беломорских маяков не предпринимать и начатые работы по постройке служб при предполагаемом Жужмуйском маяке на этом острове не устраивать. Заключенный контракт с подрядчиком расторгнуть” [14].
Два года недостроенный маяк под охраной двух нанятых сторожей ждал решения своей судьбы. Когда деньги на содержание сторожей кончились, возникла угроза потери уже выстроенных сооружений. Опасаясь этого, судовладельцы Кемского уезда направили управляющему Морским министерством следующее прошение: “Каждую ночь, проходя мимо острова Большой Жужмуй на пути к нашим деревням, по случаю темноты мы подвергаем жизнь и суда наши большой опасности, от которой многие уже погибли. Правительство заметило, что на этом острове для избежания несчастий надо построить маяк и постройка его уже начата, но, как слышно, из-за малым отпуском денег приостановлена. Не имея почти никакого земледелия, мы достаем средства к пропитанию и уплате податей из морского промысла и для нас очень важно всякое улучшение, которое делает правительство для облегчения мореплавания и потому усердно просим Ваше Высочество, прикажите начальству окончить постройку маяка на Большом Жужмуе в будущее лето 1869 года, дабы мы избавились от несчастных случаев, бывающих почти каждую осень” [там же].
Генерал-адмирал приказал Строительному департаменту изыскать необходимые средства для завершения работ. Нашелся и сговорчивый подрядчик — архангельский купец В. Я. Серебряков. Он согласился выполнить работы с условием рассчитаться с ним в течение трех лет.
21 января 1871 года Гидрографический департамент опубликовал в Лоцманских заметках извещение о том, что “...B Белом море в августе месяце предполагается окончить постройкой маяк на острове Большой Жужмуй. Здание маяка восьмиугольное, бревенчатое, желтое с металлическим фонарем, осветительный аппарат катоптрический, состоящий из 20 ламп. Огонь маяка постоянный белый и освещает весь горизонт. Возвышаясь от основания на 76, а от горизонта на 146 футов, огонь маяка виден за 12 итал. миль. Жителей на острове, кроме маячных служителей нет, но предполагается в течение навигации иметь на острове лоцманов для проводки судов в морские шхеры...” [там же].
1 августа 1871 года маяк начал действовать. Его обслуживала команда: смотритель — подполковник Корпуса флотских штурманов

Мехреньгин и с ним трое вольнонаемных служащих (два отставных матроса и архангельский мещанин).
Через два года на маяке случилась беда. В июне 1873 года шхуна “Полярная звезда”, обслуживавшая маяки, зашла на Соловецкие острова, где ее команда услышала весть о несчастье на Большом Жужмуе — все люди погибли: то ли передрались, то ли умерли от болезней. Командир шхуны немедленно сообщил о случившемся в Архангельск, а сам направился к острову. Оказалось, что смотритель и вся команда умерли один за другим от цинги. В акте расследования этого несчастного случая было отмечено: “Порядок смерти слишком ясен. В маячном журнале значится, что первым умер служитель Сотников 18 января; журнал окончен 8 марта; следовательно, смотритель умер вторым после 8 марта. Это видно также из того, что за ним были ухаживающие, так как он прилично одет и уложен. Третьим умер тот, который лежал на рундуке, а последним умер тот, который лежал в положении земного поклона. Причина смерти — цинга... Пребывание наше окончилось погребением тел с подобающей честью — со шхуны были сделаны по три пушечных выстрела...” [4].

Маяк Жужмуйский

После этого случая был принят ряд мер по улучшению на маяках жизни обслуживающего персонала: изменились в лучшую сторону нормы снабжения продуктами и одеждой; маячникам разрешили
иметь оружие для охоты; была учреждена ежегодная инспекция для выявления нужд служащих. На самом Жужмуе, где команда находилась круглый год, было разрешено маячникам жить семьями.
В 1898 году на острове построили часовню и организовали библиотеку. Известный гидрограф начала XX века П. И. Башмаков, который был сыном служителя Жужмуйского маяка, писал, что библиотека имела богатое собрание книг, среди которых была даже “История государства Российского” Н. М. Карамзина.
К началу XX века деревянная башня, простоявшая более 30 лет, пришла в ветхое состояние, и ее решено было перестроить. Дирекция маяков Белого моря объявила конкурс на лучший проект нового
Жужмуйского маяка. Его выиграл Путиловский завод в Санкт-Петербурге, разработавший вариант недорогой ажурной железной башни в виде пирамиды с цилиндрической внутренней трубой, в которой располагались винтовая лестница и подъемное устройство.
Катодиоптрический осветительный аппарат был заказан парижской фирме “Барбье, Бенар и Тюрен”. Руководителем строительства был назначен инженер-подполковник Затурский.
В 1909 году новый маяк, установленный на высоте около 50 м от уровня моря, начал действовать. Он светил постоянным белым огнем, обеспечивая дальность видимости до 16 миль. Башня маяка с фонарным сооружением сохранила свой внешний вид до настоящего времени.
В 1919 году начали возводить на острове новые дома для смотрителя и служащих, но Гражданская война и военная интервенция надолго затормозили строительство — не хватало рабочих рук и строительных материалов. Как сообщало Управление по обеспечению безопасности кораблевождения на Белом и Баренцевом морях (Убекосевер) в 1920 году, “для завершения строительства нанять можно только девочек и мальчиков, так как крестьяне из окружающих деревень не идут, а людей, занятых на заводских предприятиях и находящихся в рыбно-звериных артелях и на советской службе, нанимать запрещено”. Завершена стройка была только в 1923 году. Были выстроены два новых жилых дома, баня и хлев для скота.
В последующие годы навигационное оборудование маяка непрерывно совершенствовалось, а бытовые условия жизни маячников улучшались. В 1982 году был произведен очередной капитальный ремонт, сданы в эксплуатацию маячно-техническое здание и два новых жилых дома.
Из семей маячников наиболее известны Башмаковы, служившие на маяке в конце XIX — начале XX веков. Сын смотрителя маяка в 1890—1902 годах Ивана Павловича Башмакова Павел Иванович, о котором мы уже упоминали, стал известным гидрографом, профессором, автором ряда научных работ, в том числе по устройству и эксплуатации маяков. Его имя носит пролив в архипелаге Земля Франца-Иосифа. Двое других сыновей Ивана Павловича стали офицерами.
На территории маяка имеется единственное на Севере России сохранившееся полностью кладбище маячников. На нем, в частности, похоронена старейшая служительница В. А. Агеева, прожившая на маяке 71 год!
В настоящее время один из красивейших маяков Севера продолжает надежно служить мореплавателям. Он светит белым длительнопроблесковым огнем на расстояние до 20 миль, обеспечивая безопасность плавания в южной части Белого моря.

ЗИМНЕГОРСКИЙ МАЯК

 При взгляде на карту Белого моря (см. рис. на с. 20) легко заметить, что оно напоминает искривленный крест, стержень которого образован северной частью моря, так называемой Воронкой, Горлом Белого моря и Онежским заливом. Поперечину “креста” составляют Кандалакшский залив, центральная часть моря — Бассейн и Двинская губа.
Северо-восточный берег Двинского залива и юго-восточный берег Горла Белого моря до устья Мезенского залива издавна носит название Зимнего берега. Поморы назвали его так из-за зимнего звериного промысла, которым они занимались в этом крае.
Юго-западная часть Зимнего берега покрыта холмами и называется Зимними горами. Берег здесь подходит близко к морю и почти на всем протяжении покрыт густым лесом, который местами подступает вплотную к береговой линии.
Мыс Зимнегорский, на котором установлен маяк, является северо-восточным входным мысом Двинского залива. Он тупой, обрывы его крутые, почти отвесные, а местами нависающие. Мыс хорошо опознается и, видимо, поэтому начал ограждаться средствами навигационного оборудования лишь во второй половине XIX века.
Впервые вопрос об установке здесь светового маяка был поднят мореплавателями в 1830-х годах.
В 1832 году М. Ф. Рейнеке завершил детальную съемку и описание берегов Белого моря. Мореплаватели получили в руки карту и первую лоцию моря [12], которые позволили им более уверенно выбирать маршруты и обходить опасности. В эти же годы промышленный подъем в крае способствовал развитию судостроения и торговли. В 1830—1840-х годах Архангельский порт по размерам торгового оборота являлся одним из самых первоклассных портов России [15]. Это побудило Адмиралтейств-совет принять 12 июля 1840 года решение о постройке в Белом море девяти маяков, в том числе на мысе Зимнегорский.

Маяк Зимнегорский

В районе этого мыса суда, следующие в Баренцево море, в последний раз уточняли свое место перед тем как взять курс к острову Сосновец. Мыс является также поворотным пунктом для судов, следующих
к становищам и местам якорных стоянок на Зимнем берегу и полуострове Канин.
При определении очередности возведения маяков Зимнегорский в решении Адмиралтейств-совета оказался седьмым. Это означало, что денег на возведение маяка придется ждать долго, и по приказанию командира Архангельского порта вице-адмирала А. И. Траверсе на мысе построили временные дневные створные знаки. Предусмотрительность опытного моряка оказалась оправданной — к строительству светового маяка приступили только в 1877 году. Работы велись круглый год, в том числе в зимнее время. Осуществлял строительство архангельский купец В. Я. Серебряков.
Для подготовки площадки на северном склоне мыса, “где местность возвышеннее прочих и наиболее выдается в Белое море”, пришлось вырубить часть густого леса. По склону оврага построили лестницу для подъема грузов на высоту около 100 м, подготовили берег для причаливания транспортных средств.
Все деревянные сооружения маяка, в том числе и башня, были срублены в Архангельске и доставлены на мыс в разобранном виде. Железный фонарь собирали в частной кузнице, а диоптрический светооптический аппарат 2-го разряда заказали в Париже.
В августе 1878 года комиссия, принимавшая от строителей маяк, отметила в акте: “Маяк деревянный осьмиугольный с металлическим фонарем. Башня желтая, высотой от основания 61 фут, а от уровня моря 349 футов, фонарь свинцового цвета. Построено правильно, прочно. Действие осветительного аппарата, освещавшегося керосином, найдено правильным и открыто 1 августа 1878 года. Для смотрителя и прислуги выстроены дом, баня, кладовая, колодец, ворот для подъема тяги...” [16].
Маяк освещал пространство от 164 до 32,5°. Обслуживали маяк 5 человек, но на зиму оставались только двое. Можно представить себе, как трудно им было в холодные вьюжные полярные ночи. Поблизости ни души — ближайшая деревня Зимняя Золотица находилась в 30 км. Одному не дойти, а двоим уходить и оставлять маяк без надзора нельзя. Так и зимовали они до весны, оторванные от людей, от всего того, что принято называть цивилизацией.
В последующие годы численность обслуживающего персонала была увеличена, появились семьи, была установлена телефонная связь с ближайшим населенным пунктом, а через него с Архангельском.
В 1940 году маяк надстроили, так как разросшийся лес в округе стал закрывать его. В 1947 году выстроили новую башню в виде четырехгранной усеченной пирамиды. Для лучшей видимости ее окрасили белыми и черными вертикальными полосами. Тип фонарного сооружения остался прежним.
Последняя реконструкция производилась в 1959 году, башня вновь приобрела вид восьмигранной усеченной пирамиды.
В настоящее время маяк работает в автоматическом режиме и светит в секторе от 191,2 до 6,8° белым проблесковым огнем с дальностью видимости 17 миль. Продолжительное время его начальником был один из старейших маячников на Белом море Альбин Евгеньевич Орехов*

* - в книге-источнике написан, как "Альбан Евгеньевич Орехов", ошибка исправлена по информации от близких родственников.

ИНЦЫ (ИНЕЦКИЙ) МАЯК

 Установлен на южном побережье одноименного мыса, расположенного на Зимнем берегу Белого моря. Высокий, обрывистый мыс легко опознается и служит хорошим естественным ориентиром для судов, следующих здоль Зимнего берега.
Край этот всегда имел большое значение для местного населения в промысловом отношении. По берегам его и в устьях рек, впадающих в Белое море, ловилось много рыбы, из которой самой ценной считалась семга, затем сельдь и навага. Зимой, когда Белое море затирается наносными льдинами, на них из северных широт сюда приплывают тюлени, морские зайцы и нерпа. Весной южными ветрами и господствующими течениями звери на льдах выносятся в океан. Для охоты на них жители Зимнего и Терского берегов выходили в море на лодках с полозьями. Чтобы благополучно вернуться домой, им всегда необходимы были ориентиры.
В 1858 году на одном из холмов мыса в 250 м от края берега по распоряжению командира Архангельского порта был установлен навигационный знак. Он представлял собой белый деревянный шест высотой 9 м с подпорками и черной квадратной доской на вершине.
В конце XIX века, когда интенсивность судоходства в Белом море возросла и его порты все чаще стали посещать крупные пароходы, мореходы Севера и владельцы иностранных судов стали настойчиво просить Гидрографический департамент об установке на мысе Инцы светового маяка. Эти просьбы были услышаны, и Гидрографический департамент включил строительство маяка в 6-летний (1892—1897) план постройки и переоборудования маяков на берегах морей России.
Место для башни выбирал директор маяков Белого моря полковник Васильев. Он счел наиболее приемлемой для установки башни площадку на вершине песчаного холма в полверсте от берега, где с давних времен стояла сторожевая башня, построенная промысловиками. За ней присматривали жители близлежащей деревни, основанной на берегу реки Инцы еще в 1830 году.
8 августа 1900 года маяк начал действовать. Это было продолговатое одноэтажное каменное красное здание, на середине которого выше крыши была возведена металлическая башня красного цвета с фонарем наверху.
Центр диоптрического светооптического аппарата 3-го разряда находился на высоте 17 м от основания и 34 м от уровня моря. Маяк светил белым постоянным огнем на расстояние до 12 миль. Освещение маяка начиналось 15 июля и оканчивалось с прекращением навигации. Кроме того, маяк светил с 1 февраля до 1 мая во время морского звериного лова.
Обслуживали маяк четверо вольнонаемных служащих с семьями. Первым смотрителем был Иван Васильевич Хромцов, положивший начало династии маячников Хромцовых.

При выборе места для башни Васильев, видимо, недостаточно внимательно отнесся к результатам исследования грунта в районе площадки. Уже через два года после постройки было замечено, что башня стала быстро оседать. В 1905—1906 годах укрепили фундамент, в 1908 году устроили дренаж. Но это мало помогло, осадка здания продолжалась, и в нем появились трещины. Пришлось делать капитальный ремонт всего сооружения. Маячный аппарат был снят и установлен на временной башне, возведенной поблизости. Старую каменную башню пришлось полностью разобрать и построить заново. Новый маяк с прежним фонарным сооружением начал действовать в 1913 году. В 1921 году из-за действия грунтовых вод маяк пришлось еще раз перестроить, так как каменное здание стало разрушаться и маячная башня упала. Работы выполняла учрежденная в феврале 1921 года строительная организация Архстромор. Дом скрепили железными сваями, а башню сделали деревянной и выше прежней. Высота огня от основания возросла на 3 м и составила 20 м. Вместо обычных ламп в осветительном аппарате установили керосинокалильную установку, благодаря чему дальность видимости огня возросла до 14 миль.

Маяк Инцы

Вскоре после открытия маяка при нем была учреждена гидрометеорологическая станция. Специалисты ее вели наблюдения за состоянием моря, температурой воды, воздуха, видимостью, а также за ледяным покровом и перелетом птиц. Данные наблюдений ежедневно передавались по телефону в Архангельск.
В годы Великой Отечественной войны маяк, работая в специальном режиме, надежно обеспечивал движение конвоев и транспортов в Архангельск, а после войны вновь встал на мирную вахту. В настоящее время он светит белым проблесковым огнем на расстояние до 16 миль в секторе от 211,5 до 74,2°.
Почти вся история маяка связана с династией маячников Хромцовых. Иван Васильевич Хромцов руководил маяком с 1900 по 1913 год. В 1913 году он, спасая моряков с потерпевшего крушение судна, простудился, заболел и умер. На посту смотрителя его сменила жена Калиста Ивановна Хромцова, коренная поморка, родом с Онеги, мать одиннадцати детей. Несмотря на большую ответственность и нелегкое хозяйство, она стала первой женщиной — смотрителем маяка на Белом море. Все ее сыновья связали свою судьбу с морем.
В архивных документах сохранился рапорт Ивана Хромцова (сына основателя династии), в котором он перечисляет жителей маяка в 1920 году:
“Смотритель маяка — Иван Хромцов, 45 лет;
Жена Хромцова, 46 лет, служащая;
Сын Хромцова, 23 года, служащий;
Сын Хромцова, 22 года, служащий;
Сын Хромцова, 16 лет, служащий;
Дочь Хромцова, 13 лет;
Дочь Хромцова, 8 лет;
Сын Хромцова, 7 лет”.
На маяке прошло детство прославленного полярного капитана Николая Ивановича Хромцова. Еще недавно на маяке Инцы несли вахту внуки Ивана Васильевича и Калисты Ивановны — Вениамин Васильевич был смотрителем, а его брат Александр Васильевич работал на маяке техником. Еще один внук, Иван Васильевич Хромцов, работает с 1959 года в Беломорском участке гидрографической службы по настоящее время.
Большой стаж работы на маяке имеет семья Ануфриевых. Валерий Николаевич работает на маяке с 1969 года (с 1985 года — начальником). После трагической гибели жены при родах он один воспитал двух сыновей, которые в настоящее время работают на маяке вместе с отцом. Рядом с ними трудится брат Валерия Николаевича Евгений Николаевич с женой Светланой Андреевной.

ЛЕТНЕ-ОРЛОВСКИЙ МАЯК

 Установлен на северо-восточном входном мысе Онежского залива Летний Орлов (Белое море). Обеспечивает плавание в заливе и на подходах к портам Кемь, Беломорск, Онега и к Соловецким островам.
Мыс весьма приметен с моря и с давних пор являлся главным ориентиром в этом районе пересечения морских дорог. Для судов, следующих из Онеги и направляющихся в нее, он является поворотным пунктом.
На месте порта Онега была когда-то Устлынская волость, издавна основанная выходцами из Новгорода. В 1621 году при набеге литовцев она была почти совершенно истреблена, но уже к концу XVII века возродилась вновь и в 1784 году была объявлена уездным городом. Императрица Екатерина II выделила 3000 руб. на постройку домов в городе и 8000 руб. на возведение церкви. Город стал быстро расти. В устье Онеги появились лесопильные заводы, и к концу XVIII века город стал центром торговли лесом в южной части Белого моря. Лес в основном отправлялся морем за границу. В 1780-х годах в Онегу ежегодно приходило от 20 до 70 иностранных судов. Для обеспечения безопасности их плавания в Онежском заливе выставлялись вехи, бочки, а на побережье залива — кресты и гурии (см. очерк “Абрамовский”).
В 1806 году Адмиралтейский департамент принял решение построить на мысе Летний Орлов при входе в Онежский залив опознавательную башню. Однако к началу XX века торговля в Онеге стала приходить в упадок: заготовка леса из-за бездумной и хищнической его выработки иностранными концессионерами стала дорогой и невыгодной, лесопильные заводы и судостроительные верфи стали закрываться. Если в 1801—1821 годах Онегу в среднем посещало 204 судна в год, то в 1821 — 1830-х годах всего 74. От строительства маяка отказались.

Мыс Летний Орлов

К этому вопросу вернулись лишь в конце 1890-х годов. К этому времени заготовка леса в Онеге стала контролироваться государством, или казной, как тогда говорили, и торговля вновь оживилась.
В 1891 году английская страховая компания Ллойда обратилась в Главное гидрографическое управление с просьбой улучшить ограждение опасностей в южной части Белого моря и, в частности, установить маяк и туманную сигнализацию на мысе Летний Орлов: “...это принесло бы большую пользу при плавании к Онежскому и Кемскому портам, посещаемым иностранными судами”.
Главное гидрографическое управление включило строительство маяка в 6-летний (1892—1897) план постройки и переоборудования береговых и плавучих маяков на морях России.
 

31 июля 1900 года он начал действовать. Маяк был установлен на южной оконечности мыса и имел вид желтой ажурной железной башни высотой 6,6 м в виде усеченной пирамиды с черной вертикальной полосой посередине на каждой грани. Пирамиду венчало железное фонарное сооружение белого цвета с диоптрическим светооптическим аппаратом 5-го разряда. При маяке действовали лодочная спасательная станция и частная лоцманская артель для проводки судов к Онежскому и Сорокскому (ныне Беломорск) портам и обратно. Для туманных сигналов установили колокол, на котором выбивался двухударный звон с трехминутными перерывами. Звон учащался до безостановочного, если был услышан судовой туманный сигнал. Наряду с колоколом, использовался и ручной горн.
Башня маяка стояла на голой гранитной луде, лежащей в 10 м от оконечности мыса и соединяющейся с ним осушным каменистым перешейком. В свежую погоду он заливался водой, и маячники добирались до башни с риском для жизни, пока не выстроили поручни. Обслуживали маяк 5 человек во главе со смотрителем.
Маяк оказался малоэффективным. Из-за малой высоты и миниатюрности самой башни он был плохо виден, часто казарма, в которой жили маячники, открывалась раньше, чем башня.
Тяжело пришлось маячникам в годы Гражданской войны и иностранной интервенции. Люди оказались забытыми и заброшенными. Дирекция маяков Белого моря ничем помочь им не могла — не хватало продуктов, одежды и не на чем их было доставлять на маяк.
Смотритель маяка Поликарп Серебряников жаловался в 1920 году, что поблизости нет населенных пунктов, личный состав питается чем попало и как попало, мануфактуры нет, одеваться не во что, ходить не в чем — одна пара сапог на шесть человек. Смотритель сообщал также, что нередко маяк посещают “неизвестные лица” и от имени новой власти реквизируют и без того скудное имущество. В ответ на эти жалобы дирекция требовала нормальной работы маяка и добавляла: “Все имеющееся на вверенном Вам маяке казенное имущество и продукты как собственность республики никакой ревизии кем бы то ни было не подлежат, о чем Вы должны поставить в известность всякое лицо, могущее прибыть на маяк с этой целью”.
Ставить в известность прибывающих лиц смотритель, конечно, мог, но помогало это мало.
30 сентября 1920 года случилась беда: разразился сильнейший шторм, какого в этих краях не было много лет, и соленая беломорская вода попала в большом количестве в озеро, откуда брали питьевую воду. Маячники остались без пресной воды. Пили подсоленную, и сразу появились болезни. Тем не менее даже в этих условиях маяк продолжал работать, а маячники не только обслуживали осветительный аппарат, но и вели метеонаблюдения.
Положение улучшилось в 1922 году, когда Внешторг Российской республики, стремясь оживить торговлю в Белом море, принял решение удовлетворить все первоочередные нужды маячников и выделил на это необходимые средства. Это способствовало быстрому налаживанию нормальной работы на маяках и закреплению на них постоянного состава.
В 1927 году башню капитально отремонтировали, а осветительный аппарат перевели на керосинокалильное освещение.
В настоящее время маяк представляет собой четырехгранную башню в виде усеченной пирамиды высотой от основания 12 м с черной вертикальной полосой на каждой грани и фонарным сооружением, в котором установлен современный светооптический аппарат, светящий белыми и красными проблесками на расстояние до 12 миль. Для туманных сигналов на маяке имеется наутофон.

МОРЖОВСКИЙ (МОРЖОВЕЦКИЙ) МАЯК

 Маяк Моржовский сооружен вблизи юго-западного берега острова Моржовец, лежащего в Белом море при входе в Мезенский залив. Остров невысок, имеет довольно плоскую поверхность, сложен из перемежающихся пластов песка и льда. Летом лед вытаивает, что приводит к обрушиванию берегов. В среднем в год море разрушает сушу почти на 10 м.

Остров Моржовец

Название остров получил, видимо, от промышленников, охотившихся здесь. Еще в X веке на нем были открыты первые на Белом море богатые лежбища моржей: “Противу Сосновца острова, насредине Белого моря, находится немалый и славный остров Моржовец, так прозванный оттого, что при оном находят много морских зверей, моржи называемых” [19].
Восточный берег острова нанесен на карту в 1736 году участниками Великой Северной экспедиции 1733—1743 годов лейтенантами А. Сухотиным и А. Скуратовым. Более подробная съемка острова выполнена в 1756 и 1757 годах штурманом Беляевым и его помощником Толмачевым. Они же сделали промер от этого острова до мыса Воронова и до реки Мезень. Промер этот был первым, сделанным русскими моряками в Белом море, и до 1829 года единственным исследованием глубин в южной части Мезенского залива.
Точное положение острова определил 24 июня 1827 года М. Ф. Рейнеке во время экспедиции в Белое море на бриге “Лапоминка”. Подойдя к острову, он отправил на него мичмана Писарева и штурмана Пахтусова с поручением выполнить гидрографическую опись местности и установить башню, которая должна была служить приметным ориентиром для дальнейшей описи Белого моря.
Обследовав остров, исследователи рекомендовали установить на нем не просто башню, а классный световой маяк для ориентировки мореплавателей при входе в Мезенский залив и для указания положения острова, за крутыми берегами которого можно было переждать непогоду.
Остров Моржовец лежит на пути к порту Мезень, основанному еще в XVI веке новгородцами. М. Ф. Рейнеке сообщает, что к началу XIX века Мезенский уезд простирался от берега моря до Уральского хребта на 900 верст и к югу от берега океана до северной границы Вологодской губернии на 500 верст. Промышленность и торговля в начале XIX века здесь были значительными: звериные и рыбные товары шли в Москву и морем за границу. Жители этого края отправляли свои лодьи на Новую Землю за промыслом моржей, песцов и медведей. В Мезенской губе промышляли морских зайцев, серок и белух.
Исследователь Севера С. Максимов писал, что на острове часто спасались и охотники, промышлявшие зверя зимой. Один из его собеседников рассказывал в 1840-х годах: “По берегу-то по Канинскому теперь избы настроили, хоть и не больно часто; у иной и часовня есть, и образ есть — да ведь в наледном-то промыслу что в этих избах. Тут вон со зверем-то ломаешься, хитришь, бьешь его: ум теряешь и сметку всякую, а на ту пору — глядишь: ветер оторвал твою льдину от припая, да и понес в голомя (открытое море. — Авт.). Сгоряча-то это тебе не в примету, а огнешься — руками махнешь, крестное знамение на лоб положишь, родителей — коли есть — вспомянешь, знакомые, какие на ум взбредут, сердцем опять надорвешься, глаза зажмуришь, и поплывешь наудачу, куда ветер несет. На этот случай нам остров Моржовец — подспорье хорошее: все больше на него попадаем. Так вот со мной раз было дело. А то уносит в океан, так там и погибают ”[17].
Таким образом, решение в 1836 году Управления генерал-гидрографа о первоочередном строительстве маяка на острове Моржовец было вполне оправданным.
В 1837 году гидрографы лейтенант Н. Ф. Корсаков и инженер-поручик Тихонов выбрали место для башни. В 1838 году здесь появились первые строители, а 1 августа 1842 года маяк начал действовать. Он был возведен на песчано-глинистом северо-западном конце острова в 480 м от берега. Башню маяка сделали каменной красного цвета, высотой от основания в 20,4 м. Наверху ее установили металлический фонарь с катоптрическим осветительным аппаратом из 7 ламп с рефлекторами. Светил маяк с 1 августа до конца навигации. Нередко его зажигали и весной, чтобы облегчить ориентировку зверопромышленникам.
Обслуживали маяк пять матросов, проживавших в двух деревянных домах у озера. Других жителей на озере не было. Сообщение с Архангельском осуществлялось очень редко — только через маячные суда и только летом. С ноября по май при появлении плавающего льда сообщение с материком прерывалось.
Трудно было матросам зимой на острове без семей и близких. Вокруг ни одного дерева — один ягель да кустарник. Некачественное однообразное питание часто приводило к болезням. В 1857 году умерла от цинги вся команда — смотритель с женой и двое служащих (в 1850-х годах матросов заменили на вольнонаемный состав).
Во время Крымской войны 1853—1856 годов в Баренцевом и Белом морях появились корабли англо-французской эскадры. Освещение всех маяков было прекращено. Над отдаленным от Архангельска Моржовским маяком нависла угроза нападения. В июне 1854 года крестьянин деревни Патракеевка М. Д. Чухчин с риском для жизни, несмотря на запрет губернских военных властей выходить в море, прибыл на своем судне на остров, снял с него команду маячников, осветительный аппарат и доставил все в Архангельск, за что был награжден серебряной медалью.
Благодаря спасенному аппарату, после войны маяк удалось быстро ввести в строй.
К сожалению, при выборе места для башни не учли скорость обвала берега от подмыва прибоем. Через 16 лет после завершения строительства край берега приблизился к маяку и находился в расстоянии 170 м от башни, а к 1865 году это расстояние сократилось до 106 м.
Чтобы избежать обвала, в 1871 году каменную башню разобрали и в 300 метрах к северо-востоку от прежнего места построили новую светло-желтую деревянную восьмигранную с металлическим фонарем.
Башню срубили в Архангельске из бревен и в разобранном виде доставили на остров. Устанавливал ее на месте крестьянин Котлов. Осветительный аппарат оставили прежним. Горючим материалом для него служили рыбий жир и конопляное масло. Новый маяк начал действовать 1 августа 1871 года. Первое время его огонь освещал пространство от 225 до 330°, но в 1910 году по просьбе мореплавателей его освещение сделали круговым. Для туманных сигналов маяк снабдили пушкой образца 1866 года.
На маяке было два флигеля, часовня, баня, сарай. Обслуживали его, как и до перестройки, один смотритель и трое служащих с семьями. Кроме них, никаких жителей на острове не было. Но с середины февраля население острова увеличивалось и достигало иногда 200 человек, проживавших здесь до осени для звериного промысла. Императорское общество спасения на водах, которое содержалось за счет промышленников, обеспечивало им теплый угол и запасы провизии.
В 1916 году обвал стал угрожать и этому маяку. Дом смотрителя к этому времени уже обвалился. Главное гидрографическое управление дало задание Дирекции маяков Белого моря срочно разработать проект новой железобетонной башни и заказало Русскому акционерному обществу “Газоаккумулятор” (филиал известной одноименной шведской фирмы) новый ацетиленовый осветительный аппарат.
Место для новой башни выбрали в трех километрах к югу от старой на левом берегу речки Золотуха. Однако Первая мировая, а затем Гражданская войны не позволили выполнить строительные работы.
В 1917 году на маяке случился пожар, старый катоптрический аппарат спасти не удалось. Чтобы не прерывать освещение, на оставшейся от пожара части башни установили фонарь, снятый со светящего бакана. Его огонь, конечно, был очень слаб и виден на небольшом расстоянии.
Беды преследовали маяк одна за другой. Спустя год после пожара при выгрузке в ненастную погоду с гидрографического судна “Саломбала” провизии оказались намоченными морской водой и испорченными почти все продукты. Долгое время маячникам пришлось жить на крайне скудном пайке, пока судно не сделало новый рейс. Надо напомнить, что шел 1918 год и в стране шла Гражданская война, значительно усложнившая решение таких задач, как доставка продовольствия на маяки. Маячники пережили этот период с большим трудом, но работу не бросали.
17 ноября 1918 года северный пронизывающий ветер нагнал мороз, видимость резко снизилась, и смотритель В. Г. Редружин послал служащую Дарью Миллер звонить в колокол. Ночью колокол стих — оборвалась веревка. Заметив это, смотритель, чтобы не оставлять моряков без сигнала, бросился раздетым скорее выяснить в чем дело и открыть огонь из пушки. Сигналы об опасности вновь понеслись над морем, но Редружин простудился, и семья смотрителя осталась без хозяина. Осиротели жена, две дочери и три сына. Командование над маяком принял 24-летний сын умершего маячника.
В 1925—1927 годах по настоянию Убекосевера маяк, наконец, был перестроен. Новая башня представляла собой деревянную усеченную четырехгранную пирамиду с фонарным сооружением и ацетиленовым осветительным аппаратом. Цвет башни остался желтым. Вблизи маячных зданий выросли мачты радиостанции, которая связала остров с Архангельском.
В годы Великой Отечественной войны маяк играл роль часового при входе в Белое море. Небольшой гарнизон острова нес бдительную вахту, наблюдая за морем и немедленно посылал радиодонесения кораблям охранения о появлении противника. В эти годы пришлось маячникам побывать и под бомбами, и под артиллерийскими обстрелами.

Маяк Моржовский

Начальником маяка во время Великой Отечественной войны был Степан Васильевич Малыгин, один из сыновей старейшего маячника северных морей Василия Малыгина. Начинал он службу задолго до революции. Служил на разных маяках и вырастил себе смену. Сыновья Степана Адольф и Апполинарий стали начальниками маяков, Аркадий — старшим техником, дочери Надежда и Таисия — техниками. Их семьи также связали свою судьбу с маяками и морем.
В 1970-х годах Моржовский маяк пришлось еще раз перестроить. В 1974 году вступила в строй новая железобетонная коническая башня высотой от основания 30 м. От традиционного желтого цвета на этот раз отказались. Чтобы усилить видимость, ее окрасили черными и белыми горизонтальными полосами. В остекленном фонарном сооружении установили светооптический осветительный аппарат с белым группопроблесковым огнем. Высота огня от уровня моря 46 м, дальность видимости 26 миль. Маяк оборудован круговым радиомаяком с дальностью действия 110 км.
С 1954 по 1997 год более 40 лет начальником маяка был Алексей Васильевич Тумановский. Вместе с женой Розой Евгеньевной они отдали маяку лучшую часть своей жизни, привив любовь к морю и своему сыну Петру Алексеевичу, который работает на маяке с 1973 года. После ухода на пенсию отца в 1997 году он был назначен начальником маяка и вместе с женой продолжает традиции семьи Тумановских.
 

МУДЬЮГСКИЕ СТВОРНЫЕ БАШНИ

 Кроме маяка, на Мудьюгском острове установлен створ светящих башен, ведущих по первому колену Двинского фарватера. История их такова.

Двинский фарватер узок, извилист и изобилует песчаными отмелями. Поэтому с самого открытия Архангельского порта для заграничной торговли в 1584 году суда при входе в устье реки “шли, так сказать, ощупью к городу, становясь часто на мель. Даже и под проводкой лоцмана безопасность пути гарантировалась слабо”, — писал С. Огородников в “Истории Архангельского порта” [21].
В 1704 году вице-адмирал К. И. Крюйс представил в Адмиралтейский приказ свое мнение относительно ограждения Двинского фарватера и, в частности, об установке на берегу “баков” — небольших домов, в которых поддерживался бы огонь. Эта работа была выполнена местными лоцманами.
В 1729 году Адмиралтейств-коллегия, “проявляя первые заботы об обеспечении безопасности плавания в Белом море”, решила выстроить у входа в Архангельский порт две башни и приказала “...в Архангельскую губернскую канцелярию послать указ, велеть о строении при архангельском порте на Мудьюгском острове, ради знания приходящих к тому порту, каменных башен в пристойных местах” [22].
Указ этот, однако, был приведен в исполнение только в 1818 году. Историки маячного дела в России считают, что такая большая задержка была связана с тем, что в те времена в Архангельске трудно было найти подрядчиков для постройки такого рода сооружений.
В 1818 году на западном берегу острова установили вместо башен два створных деревянных знака. Они указывали границу мелководья, к которому не должны были приближаться суда, и представляли собой столбы, укрепленные подпорами с шарами наверху. Передний знак имел два шара, а задний — дальний от берега — один.
После постройки в 1838 году Мудьюгского маяка мель оказалась огражденной его светом, и створ перенесли южнее и установили так, что он показывал направление фарватера, ведущего в устье Северной Двины. Старые обветшавшие знаки заменили небольшими деревянными башенками.
Во время Крымской войны, в июне 1854 года, башенки эти “по важным обстоятельствам” были уничтожены (видимо, чтобы лишить английские корабли, рвущиеся к Архангельску, возможности использовать их).
Летом 1858 года на месте разрушенных башенок возвели новые створные знаки. Ближайший к морю (северный) имел вид трехсторонней башни в виде усеченной пирамиды высотой от основания 12,6 м. Задний (южный) знак представлял собой мачту на деревянных подпорах со стеньгой, к которой были прикреплены три черных шара. Знаки стояли в расстоянии 547 м друг от друга.
Надо сказать, что Гидрографический департамент настаивал на постройке светящих знаков, однако с ним не согласились ни командир Архангельского порта, ни Морское министерство из-за дороговизны постройки.
Правота Гидрографического департамента подтвердилась очень скоро. Суда, не успевавшие в зимнее время засветло проскочить Березовый бар, становились на якорь. Ночью температура резко падала, образовывался лед, который сдавливал корпуса, и они часто не выдерживали. Только в 1869 году погибло 4 судна. При наличии створных огней такого бы не случилось.
Уже в 1871 году командир Архангельского порта капитан 2 ранга Ухтомский, ссылаясь на частые кораблекрушения у Мудьюгского острова и требования русских и иностранных судовладельцев осветить фарватер, добился разрешения управляющего Морским министерством осветить башни, т. е. поставить на них фонари с осветительными аппаратами.
1 августа 1874 года створ светящих башен начал действовать. По этому поводу Гидрографический департамент опубликовал в Лоцманских заметках за 1874 год следующее извещение: “...B Белом море, при входе в реку Северная Двина, вместо существовавших на острове Мудьюгском створных знаков, построены на том же месте новые освещаемые створные знаки. Огонь южного знака постоянный белый, освещающий угол в 154° от NW 35° чрез W и S до SO 9°, находится на возвышении 56 футов от основания и 66 футов над уровнем моря; математический горизонт 9,3 мили. Осветительный аппарат преломляющий 4-го разряда с тремя петролейными лампами. Башня деревянная, четырехсторонняя усеченная пирамида черного цвета и 51 фут высотою, на вершине ее установлен фонарь. Она стоит на песчаном бугре близ южной оконечности острова в 6 саженях от берега и в 200 саженях от поста пограничной стражи...
Огонь северного знака постоянный красный, освещающий фарватер Березового бара от NW 35° до NW 47°, находится на возвышении 13 футов от основания и 21 фут над уровнем моря; математический горизонт 5,2 мили. Осветительный аппарат преломляющий. Башня деревянная усеченная пирамида с треугольной крышей белого цвета, в стороне ее, обращенной к бару, имеется окно, в котором установлен осветительный аппарат. Башня эта находится от южной башни на NW 40°45'в 200 саженях”.
Чтобы створ лучше был виден днем и не закрывался бы рангоутом судов, становившихся на якорь, командир Архангельского порта распорядился на линии створа южнее задней башни поставить высокую мачту с тремя черными шарами.
В 1896 году в связи с изменением направления фарватера на Березовом баре северная башня была подвинута к востоку на 3,8 м.
Когда башни еще не были светящими, за ними присматривали стражники погранзаставы, располагавшейся невдалеке. С возведением светящих башен пришлось для обслуживания их нанимать специальную команду из 5 человек. Поручить эти обязанности маячникам основного маяка было невозможно: Мудьюгский маяк располагался в 7 км от башен, в холодные осенние ночи ходить на такое расстояние на вахту было трудно и опасно. Для личного состава были выстроены два жилых флигеля и складские помещения.
На берегу моря в районе башен установили футшток, нулевая отметка которого была согласована с футштоком у маяка.
В 1901 году во время сильнейших штормов юго-восточная башня оказалась подмытой подъемом воды и разрушилась. В течение четырех лет на ее месте действовала временная дощатая пирамида с топовым фонарем с керосиновой лампой.
Новую капитальную башню выстроили в 1905 году. На ней установили прежний фонарь с осветительным аппаратом. Берег в районе башни укрепили каменной наброской из крупного булыжного камня.
С началом Первой мировой войны, чтобы ввести противника в заблуждение, Совет обороны Архангельска решил башни передвинуть, создав ложный створ. Однако желаемой цели достичь не удалось, и башни сожгли, чтобы противник не мог воспользоваться ими, а для обеспечения прохода наших кораблей в 1915 году были построены временные створные знаки. В 1916—1917 годах, когда угроза нападения противника на Архангельск миновала, на месте разрушенных башен возвели новые.
В сентябре 1919 года из тюрьмы, расположенной на острове, бежало 63 арестанта. Они устремились на юг, намереваясь покинуть остров, перебравшись на карбасах на материк. У маячных башен завязалась перестрелка, в которой приняли участие, наряду с тюремной охраной, и маячники, защищавшие свои кладовые. В перестрелке было убито 11 нападавших, остальные разбежались.
Маячникам в эти годы приходилось бороться не только со всякого рода разбойниками, которых было немало на острове, но и с голодом. Провизию на остров не доставляли и приходилось питаться только давно уже негодной и приготовленной к уничтожению солониной. Как сообщал смотритель в Соломбалу, “ее можно есть, если хорошо почистить и долго-долго варить (запах уменьшается)”.
Несмотря на трудности, маячники продолжали помогать морякам, попавшим в беду. В том же 1919 году у острова в районе башен затонуло гидрографическое судно “Тар” и оказались затертыми льдами пароходы “Керет” и “Голландия”. Все люди с них были спасены с участием маячников.
В 1922 году усилиями Убекосевера для служащих маяка были выстроены новый дом, баня, кладовая и хлев для скота. Жизнь на острове наладилась и вошла в нормальный ритм.
В советское время маячные башни были еще раз перестроены. В настоящее время на месте передней башни створа установлен красный щит в виде трапеции с белой вертикальной полосой, укрепленный на ажурном четырехгранном металлическом знаке высотой 8 м. На нем установлен осветительный аппарат, светящий красным постоянным огнем. На месте задней башни на таком же знаке возведен белый прямоугольный щит с красной вертикальной полосой. Осветительный аппарат этого знака светит белым и красным постоянными огнями. Дальность видимости белого огня 16 миль, а красного — 11. Красный сектор заднего знака указывает якорное место, створ ведет по первому колену фарватера. При створных знаках имеются радиолокационные пассивные отражатели и радиолокационный маяк-ответчик.

МУДЬЮГСКИЙ МАЯК

 Установлен на Мудьюгском острове, расположенном в устье реки Северная Двина. Это один из наиболее крупных островов Белого моря, он закрывает обширную мелководную лагуну, называемую Сухим морем. Длина острова около 8,5 мили, а ширина от 2 миль на середине до 0,5 мили на северной и южной оконечностях. Остров песчаный, низкий. Средняя часть острова покрыта кустарником и хвойным лесом. Восточный и южный берега лишены леса и сплошь покрыты дюнами, поросшими мхом и травой. Западнее острова лежит мелководный Березовый бар, через который проходит Входной фарватер в Северную Двину. Впервые остров был описан штурманом Беляевым, возглавлявшим экспедицию для описи Белого моря в 1756 и 1757 годах.

Устье Северной Двины считается одним из мест зарождения мореплавания на Белом море. ВIX веке здесь на своих судах появились норманны, занимавшиеся грабежом и насилием. В конце IX — начале X веков места эти заселили новгородцы, ставшие вскоре полными хозяевами этого края (см. очерк “Абрамовский”). Устье Северной Двины было наиболее оживленным местом на побережье Белого моря. Здесь исстари велась торговля и обмен товарами. С первой половины XVI века в царствование Ивана Грозного с приходом к устью английского корабля началась и внешняя торговля. Главным ее пунктом был сначала город Холмогоры, а затем Архангельск, основанный в 1584 году.
С этого времени на протяжении почти двух с половиной веков Архангельск являлся единственным портом России, через который велась заграничная торговля. Из Москвы везли сюда товары зимой до Вологды, откуда по Сухоне и Двине сплавляли их на судах. В июле приходили в Архангельск иностранные корабли, и торговля продолжалась до сентября. Это время называли ярмаркою. Вывозили главным образом паюсную икру (доставляемую из Астрахани), меха и звериные шкуры, пеньку, лен, холст, поташ, смолу, деготь, сало, мыло, щетину. Иностранные привозные товары состояли из золота, серебра, драгоценных камней, посуды, мебели, сукон, аптекарских материалов, сахара, заморских вин.
Развивающийся морской путь в Архангельск требовал навигационного ограждения, и в 1705 году по распоряжению Адмиралтейского приказа Корабельный фарватер реки Северная Двина от острова Мудьюг до Архангельска был огражден лоц-бочками, закупленными в Голландии, а в устье реки сооружены огневые маяки — смоляные бочки, зажигавшиеся лишь при ожидании прихода с моря судов. В этом же году на острове Мудьюг была сооружена первая на Белом море неосвещаемая опознавательная деревянная башня (есть данные, что первая башня на острове Мудьюг была построена шведами в 1701 году во время нападения на Архангельск, однако подтвердить это документально нам не удалось). Она служила для ориентирования мореплавателей и для наблюдения за неприятельскими кораблями. Летом в башне жили лоцмана, проводящие суда к причалам Архангельска.
Несмотря на развитие мореплавания, световых маяков в начале XVIII века на Белом море не было. Объясняется это тем, что корабли и суда плавали в основном во время длинных белых ночей, а при подходах к портам и в сложных в навигационном отношении районах использовали лоцманов. Кроме того, с основанием Санкт-Петербурга все внимание Петра I было обращено к Балтийскому морю, и значение Белого моря для внешней торговли падало.
В конце XVIII — начале XIX веков вновь наметилось оживление мореплавания и начались систематические гидрографические работы на Белом и Баренцевом морях. В 1798 году по инициативе управляющего чертежной Адмиралтейств-коллегии генерал-майора JI. И. Голенищева-Кутузова была сформирована экспедиция, которая в течение трех лет выполнила первую общую съемку Белого моря, результатом которой явилась генеральная карта моря в проекции Меркатора. Эти работы были продолжены в 1816—1832 годах. Особенно важны были исследования экспедиций Ф. П. Литке и М. Ф. Рейнеке. Рейнеке составил лоцию Белого моря, названную им “Гидрографическое описание северного берега России. Часть I. Белое море”. В лоции Михаил Францевич выделил особо опасные в навигационном отношении места и рекомендовал установить для их ограждения маяки.
В 1829 году Рейнеке в рапорте на имя генерал-гидрографа особо подчеркнул необходимость установки маяка на острове Мудьюг. “В этом районе при Березовом баре трудно ориентироваться даже в дневное время”, — писал он. Г. А. Сарычев переправил предложение Рейнеке командиру Архангельского порта с просьбой высказать свои соображения. Вице-адмирал С. И. Мининский сам обследовал остров и пришел к заключению, что берег острова низменный, и, следовательно, надо возводить высокий маяк, а это будет дорого, поэтому вместо берегового, решил он, полезнее у бара установить плавучий маяк.
Сарычев не согласился с командиром Архангельского порта и при рассмотрении этого вопроса в Морском техническом комитете настоял на возведении на Мудьюге современного капитального маяка “по типу Толбухинского или Сескарского (Балтийское море. —Авт.) высотой не менее 75 футов”. Морской технический комитет утвердил проект, разработанный Управлением генерал-гидрографа. Он предусматривал строительство каменной башни, караульного дома на пять человек и деревянной казармы для 25 лоцманов. По смете расходы на строительство должны были составить 60 642 руб. Таких денег у Морского министерства не оказалось.
Генерал-гидрограф обратился к министру финансов с предложением изыскать средства для строительства путем учреждения маячного сбора с купеческих судов, но министр ответил, что “учреждение какого-либо сбора с купеческих судов, приходящих к Архангельску, отяготительно для таможенной торговли, деньги должны быть выделены из бюджета департамента внешней торговли” [20].
Расчет оказался правильным: учитывая, что Архангельский порт в то время по размерам торгового оборота являлся одним из крупнейших портов России и играл важную роль в заграничной торговле, департамент согласился выделить необходимые средства.
В 1834 году на песчаной гряде почти посередине острова военным инженером Власовым была возведена коническая кирпичная башня со стальным фонарным сооружением. 15 октября 1834 года маяк был передан в ведение Архангельского порта.
Осветительный аппарат на нем установили только в 1838 году. Задержка произошла из-за неготовности рефлекторов, которые должен был изготовить Александровский чугунный завод в Санкт-Петербурге.

Маяк Мудьюгский

Схему расположения рефлекторов разработал директор маяков Балтийского моря Л. В. Спафарьев. Он же предложил восточную часть фонарного сооружения наглухо обшить листами железа, чтобы сконцентрировать свет в нужном направлении. Монтировали и регулировали осветительный аппарат мастера Дирекции маяков Балтийского моря под руководством помощника Спафарьева полковника Фон-Дезина.
7 октября 1838 года маяк начал действовать. В “Описаниях маяков и башен Российской империи” за 1850 и 1879 годы приводятся следующие данные о нем: “Маяк каменный, круглый, светло-желтый; фонарь железный темно-серого цвета с темной крышей; установлен на песчаном прибрежье, почти посередине острова, покрытого редким сосновым лесом, в расстоянии около 100 саженей от края берега. Постоянный огонь маяка, высота которого 130 футов ОТ уровня моря И Маяк Мудьюгский
120 футов от основания, освещает
горизонт 14 лампами с рефлекторами от NNW чрез W до SOtS на 13 итал. миль. Но из-за леса огонь виден только до StO... Огонь маяка служит для определения места приходящим судам, которые в виду огня могут безопасно удерживать свое место до рассвета или до прибытия лоцмана. При маяке находится вахта лоцманов, которые обязаны встречать идущие с моря суда в расстоянии 4 итал. миль от мелководья бара и провожать до порта... Поблизости маяка поставлена телеграфная мачта с двумя гафелями, обращенными к северу и югу, на ней поднимаются сигналы для извещения приходящих судов о глубине и течении воды на баре и о выезде лоцманов навстречу судну. Этот телеграф служит также для переговоров с иностранными судами по своду международных коммерческих сигналов. Смотритель маяка и пять человек сторожей живут в двух деревянных домах, саженях в 20 южнее. Оба здания с необходимыми пристройками окрашены светло-желтой краской; крыши у всех зданий красные”.
Сообщение маяка с Архангельским портом (около 40 км) осуществлялось летом на шлюпках, а зимой по льду на лошади; в распутицу весной и осенью — через Сухое море на материк, а оттуда берегом в город.
Первым смотрителем маяка был поручик Корпуса флотских штурманов Алексей Васильевич Козобин. Много лет спустя, в 1857 году, уже в чине подполковника он был назначен директором маяков Белого моря. Козобин был известен среди беломорских мореплавателей не только как маячник, но и как автор ряда полезных изобретений, таких, как “приливомер для начертательного определения приливов и отливов”, “ветрописец” и других приборов и инструментов. Именем Козобина назван небольшой остров в проливе Карские Ворота.
В середине XIX века на Белом море плавали в основном небольшие парусные суда, и, несмотря на появление первых классных маяков и навигационного ограждения подходов к портам, море нередко обходилось с ними жестоко. Только с 1862 по 1869 год в Белом море погибло 144 судна и с ними более 200 человек. Это побудило судовладельцев и мореходов учредить в 1872 году Архангельское окружное правление общества помощи при кораблекрушениях, председателем которого стал директор маяков Белого моря. Это общество стало создавать спасательные станции для помощи терпящим бедствие. Одна из первых таких станций была оборудована при Мудьюгском маяке. Она состояла из приюта с казармой для команды из 12 гребцов и вельбота. Кроме того, в распоряжении спасателей был плот из двух цилиндров, связанных между собой деревянной палубой.
Практически с первых дней существования маяка на нем велись метеонаблюдения, затем были организованы наблюдения за перелетом птиц и с 1897 года — за уровнем моря по футштоку, установленному на берегу.
Вначале маяк обслуживали матросы Архангельского ластового экипажа. В 1866 году военную команду заменили вольные служащие, нанимаемые, как правило, из близлежащих деревень. Смотрителем маяка по-прежнему назначали отставного офицера.
Несмотря на близость к Архангельску, из-за сурового климата, плохих бытовых условий и неполноценного питания маячники часто болели и среди них была высокая смертность. Чтобы как-то облегчить жизнь этим труженикам, во второй половине XIX века при маяке устроили небольшую церковь, в которой в праздничные дни смотритель проводил собеседования со служащими и чтение священных книг, а в летнее время совершались богослужения священником, приезжавшим из Архангельска.
Маяк был выстроен настолько добротно, что простоял около 80 лет без капитального ремонта. Когда, наконец, в 1914 году было решено его сделать, грянула Первая мировая война. На острове были установлены артиллерийские батареи, и маяк оказался в военном гарнизоне. На его башне разместили наблюдательный пост и пост связи.
С началом войны резко возрос поток грузов из-за границы и с востока через порты Белого моря. В навигацию 1916 года в Архангельск пришло до 600 судов, доставивших около двух миллионов тонн грузов. Маяк в этот период работал бесперебойно и надежно.
В 1917 году на маяке случился пожар, осветительный аппарат удалось спасти, но он оказался поврежденным и сила света его значительно снизилась.
В июле 1918 года возникла угроза высадки в Архангельск интервентов. 5 июля директор маяков Балтийского моря Ефимов отправил в Главное гидрографическое управление телеграмму: “Доношу: 2 июля получено предписание командующего флотилией приготовить Мудьюгский маяк к уничтожению путем взрыва, также потребуется сжечь там все маячные сооружения. Мною приказано снять маячный аппарат”.
2 августа интервенты захватили Архангельск, однако маяк не был взорван. То ли не успели, то ли по другой какой причине. И он продолжал жить — от подготовки к взрыву осталась только мина в башне, которую быстро убрали сами маячники, и железная банка с взрывчатым веществом весом около двух пудов. Она до конца интервенции так и лежала в 180 м от башни.
Кроме постоянных угроз от французского коменданта “расправиться”, маячникам постоянно угрожали грабежами каторжане, разбежавшиеся из тюрьмы, которая была на острове.
В апреле 1920 года Архангельск стал главной базой Морских сил Севера Советской России. В этом же году было образовано Убекосевер, которое решительно взялось за налаживание нормальной работы маяков и совершенствование навигационного ограждения. Одним из первых его дел был капитальный ремонт Мудьюгского маяка. Уже в середине 1920-х годов работа его вошла в нормальный режим.
С началом Великой Отечественной войны была образована Беломорская военная флотилия и Архангельск стал ее главной базой. Маяк надежно обеспечивал плавание кораблей флотилии в районе главной базы в течение всей войны, а также проводку союзных конвоев к устью Северной Двины.
В настоящее время старейшина беломорских маяков, оборудованный современной маячной техникой (наряду со световым, действуют радиомаяк и наутофон), надежно указывает путь морякам на подходах к одному из крупнейших портов Севера России. Светит белым проблесковым огнем с дальностью видимости 18 миль.
Более 10 лет в трудные годы Первой мировой и Гражданской войн возглавлял маяк Н. Чагин, а затем еще 20 лет сменивший его на этом посту сын Андрей. В советское время много труда вложил в организацию нормальной работы маяка Петр Леонидович Колесниченко. С 1964 года бессменно работает на нем семья Малыгиных — Раиса Прокопьевна и Аркадий Степанович.

РОМБАКСКИЙ (РЫМБАХ, РОМБАК) МАЯК

 Установлен на южной возвышенной части острова Южный (Большой) Ромбак, лежащего на северной стороне фарватера, ведущего в порт Кемь, раскинувшийся на берегу одноименной губы Онежского залива. Остров, длиной около 500 и шириной около 250 м, скалист, покрыт слоем торфа и тундровой растительности. Берега его крутые и окаймлены осушкой. 

Порт Кемь, подходы к которому ограждает маяк, один из древнейших на Белом море. Еще до прихода новгородцев в эти земли, в устье Кеми было финское селение, жители которого промышляли в основном рыбной ловлей. В XV веке соловецкий летописец называет Кемь уже волостью, принадлежащей посаднице Марфе Борецкой. В 1579 и 1590 годах Кемская волость была разграблена и сожжена шведами, производившими в то время набеги на наше Поморье. В 1593 году для защиты от набегов на JIen-острове была построена крепость с башнями по углам и бойницами в два ряда. Соловецкий монастырь снабдил ее двенадцатью пушками и множеством пищалей.
В 1715 году Кемь преобразована в уездный город. Его открывал Г. Р. Державин, бывший тогда олонецким губернатором. В 1825 году город сильно пострадал от пожаров, но был восстановлен.
Мореплавание с целью рыбного и звериного промысла и торговля были основными занятиями кемских жителей. В 1830 году, как сообщает исследователь Севера М. Ф. Рейнеке, Кемь имела 60 лодей и до 50 шняк и шхун. Плавание в районе Кеми было нелегким: этот район Онежского залива отличается обилием шхер, мелей и островов. Пока суда были небольшими и мелкосидящими, обходились рукописными лоциями и отличным знанием местных условий. Когда во второй половине XIX века в Кемь стали приходить крупные суда, в том числе иностранные, возникла необходимость в навигационном ограждении опасностей не только дневными знаками, но и огнями.
В 1891 году Главное гидрографическое управление, составляя 6-летний (1892—1897) план постройки и переоборудования береговых и плавучих маяков на морях России, включило в него постройку малого маячного огня на острове Большой Ромбак.
 

Маяк Ромбакский

Его построили в 1903 году. Он представлял собой небольшой одноэтажный деревянный жилой дом с красной крышей. На северном конце дома возвышалась деревянная башенка с фонарным сооружением, в котором был установлен светооптический аппарат 5-го разряда. Маяк светил белым и красным огнями. Красный огонь светил в секторе от
31,5 до 51,5°, освещая подводную каменистую мель, белый огонь освещал сектор от 315,5 до 31,5° йот 51,5 до 177°, указывая положение острова. Центр осветительного аппарата находился на высоте 6,6 м от основания и 33,3 м от уровня моря. Дальность видимости белого огня достигала 11 миль, а красного 7,5 мили. Для подачи туманных сигналов служил колокол.

Одновременно с постройкой маяка на острове была учреждена частная лоцманская артель для проводки судов к Кемскому лесопильному заводу и спасательная станция, атаманом которой был назначен смотритель, а гребцами — служащие маяка.
Маяк на голом каменном острове, где не было даже пресной воды, обслуживали смотритель и трое служащих с семьями. В 1920 году в холодный февральский вечер в доме, где жил обслуживающий персонал маяка, случился пожар. Сгорело все, едва успели выскочить на улицу и вывести детей. К счастью, башня не пострадала, и в ней удалось укрыться от холода попавшим в беду людям.
Пожары в деревянных домах маячников были в прошлом довольно частым явлением. Происходили они, как правило, из-за неисправностей систем печного отопления и неосторожного обращения с огнем. Ведь основным источником света на маяках до первой четверти XX века были масляные, а затем керосиновые лампы. Уход за ними требовал величайшей осторожности. Малейшая ошибка приводила к большим бедам.
Пожар на Ромбакском маяке случился в трудные 1920-е годы, когда в стране царила разруха, а в Архангельске к тому же часто менялась власть. Никто на помощь маячникам не спешил. Даже спустя два года после пожара смотритель жаловался, что зимой проживать на маяке совершенно невозможно, “так как температура в помещении опускается ниже нуля градусов, восемь человек проживают на площади всего в 7 квадратных саженей (32 м2). Кроме того, неделями на маяке проживают пассажиры, следующие для принудительных работ на Соловки”. Смотритель просил хотя бы зимой “избавить его от проживания на острове”.
Выход нашли: в 1923 году маяк перевели на освещение ацетиленом, что значительно облегчило его обслуживание, а для выполнения тяжелых работ стали привлекать заключенных Соловецких лагерей особого назначения.
В 1922 году Убекосевер обратилось в Главное гидрографическое управление с предложением сделать маяк необслуживаемым, так как жить на таком острове совершенно невозможно. Однако средств не было, и на полностью автоматическую работу маяк был переведен только в 1994 году. В настоящее время он работает от изотопной энергетической установки и не нуждается в постоянном обслуживании. Маяк по-прежнему светит белым и красным проблесковыми огнями, освещая те же сектора, что и при постройке. Для подачи туманных сигналов служит установка звуковая динамическая УЗД-50. Внешний вид маяка остался таким же, как и в начале века.

СОЛОВЕЦКИЙ МАЯК

 Название маяку дал наибольший из группы островов, расположенных в Белом море при входов Онежский залив (см. рис. на с. 62).
Острова знамениты ансамблем Соловецкого монастыря — историческим и природным музеем-заповедником. Некоторые историки считают, что именно появление в 30—40-х годах XV века монастыря на этих некогда диких и необитаемых островах способствовало заселению берегов Белого моря и развитию здесь интенсивного мореплавания.
Монастырь был основан в 1429 году иноком Савватием, прибывшим сюда из Валаамского монастыря на Ладоге. К середине XIX века Соловецкий монастырь превратился не только в один из крупных религиозных и хозяйственных центров на Севере России, но и в хорошо укрепленную крепость, защищавшую Поморье от набегов немцев, финнов и шведов.
Монастырь поддерживал тесную связь со всеми беломорскими портами. Он в большом количестве вывозил на материк соль, лес, воск, рыбу, кожу, меха и ввозил хлеб, сахар, ткани, стекло, промышленные товары. Летом острова посещало до 50 тысяч богомольцев. Без развитого судоходства такая деятельность на островах была бы невозможной.
К середине XIX века монастырь имел не только небольшие суда, но и два парохода “Вера” и “Надежда”. Мастерские монастыря могли не только выполнять почти все судоремонтные работы, но и строить новые суда. У самого главного здания монастыря имелась удобная защищенная гавань Благополучия с пристанью.
Для обеспечения безопасности мореплавания в районе островов устанавливались вехи и баканы. Но к 1860-м годам, когда на остров стали совершать регулярные рейсы крупные пароходы из Архангельска и других портов Белого моря, потребовалось более совершенное навигационное ограждение, способное обеспечивать безопасность плавания не только днем, но и ночью.
В 1859 году владельцы судов обратились в Гидрографическую часть Архангельска с просьбой обезопасить подходы к Соловецким островам. “В районе Соловецких островов, — писали они, — судоходство очень развито, опасностей много, а определить себя моряку ночью до сих пор нечем и из-за сильных течений многие терпят бедствие”.
В августе 1860 года помощник начальника Гидрографической части Архангельска штабс-капитан Корпуса флотских штурманов Зарубин докладывал в Гидрографический департамент: “При объезде моем ныне по Белому морю для назначения мест новых маяков и осмотру существующих в Соловецком монастыре архимандрит (отец Порфирий) выразил, что он готов к тому, чтобы на вновь строящейся на Секирной горе церкви под крестом устроить маяк. Местоположение это весьма возвышенно и тут ходит много судов как в самый монастырь, так и мимо в поморские [порты], где мореплавание наиболее развито... Маяк тут был бы весьма полезен для русского мореплавания... Часть расходов... монастырь готов взять на себя” [14].
Предложение Зарубина поддержал командир Архангельского порта контр-адмирал К. И. Истомин, отметив, что маяк на Соловецких островах следует отнести к разряду “наинужнейших”, особенно если учесть, что в ближайшее время ожидается рост числа иностранных судов, следующих в Кемь за лесом, а также уходящих из портов Белого моря на промыслы, на Новую Землю и на Шпицберген.
Гидрографический департамент рекомендовал перед установкой осветительного аппарата тщательно исследовать местность, чтобы выбрать наиболее “полезный угол освещения”.
В 1861 году Зарубин, побывав на Соловецких островах, доложил в Гидрографический департамент: “Местность крутая, возвышенная, для маяка весьма удобная — огонь не закрывается.
Здесь ходит много судов, особенно в осеннее, опасное для плавания время. Возвращаясь из Норвегии или Архангельска, [суда] неоднократно на этих берегах разбивались, груз терялся, а страхового общества нет.
 

Огонь будет освещать большую часть моря кругом: все Кемские шхеры... подход к городу Кемь, где планируется устроить лесопильный завод; подход к большой деревне Шуя, которая имеет много судов. Здесь довольно развито каботажное мореплавание вплоть до самой поздней осени. Маяк поддержит мореходство. Нередко сюда заходят и военные суда.
Освещение удобно сделать прежней системы (катоптрической. — Авт.) с рефлекторами и не кругом, а без береговой стороны — от N0 58° через NWS до SO 20°. Нужно особый фонарь изготовить, чтобы было удобно и чтобы не испортил вид церкви. Осветительный аппарат можно подвесить не трогая колонн колокольни, в нынешних окнах поставить лампы с рефлекторами, в каждом окне по две... Настоятель Соловецкого монастыря архимандрит Порфирий согласился содержать освещение казенными материалами. Нужен только один специалист для обслуживания за счет казны” [там же].
В мае 1862 года маячный фонарь был установлен и с 1 августа началась пробная эксплуатация маяка.
4 августа 1862 года Гидрографический департамент опубликовал в “Санкт-Петербургских ведомостях” следующее извещение: “Гидрографический департамент имеет честь сделать известным по Морскому ведомству, что в Белом море, при входе в Онежский залив, на Соловецком острове... в верхней части церкви на Секирной горе, для освещения NW-ой части горизонта, установлен маячный фонарь с тремя аргандовыми лампами при рефлекторах. Огонь в этом фонаре в навигацию настоящего 1862 года назначено для опыта зажигать с 1/13 августа по 16/28 ноября...
Гора находится на северо-западной стороне Большого Соловецкого острова. Церковь на самой вершине горы, огонь сверх купола и колокольни под крестом в осьмиугольнике, столб коего деревянный. Огонь постоянный, обыкновенный.
Ныне огонь горит в трех окнах из восьми. Освещает пространство от N0 12 '/° чрез W до SW 711 /°. В будущем будет в шести окнах шестью лампами.
Церковь каменная некрашеная, столбы осьмиугольные деревянные. Высота огня от уровня моря 410 футов, а от основания 90 футов”.
Первоначально предполагалось, что обслуживать маяк, как и обещал настоятель монастыря, будут монахи под наблюдением назначенного Гидрографической частью Архангельска смотрителя. Однако архимандрит Порфирий неожиданно отказался от своего обещания выделять людей, заявив, что пользы для себя от маяка он никакой не видит, кроме лишних хлопот и издержек, и у него нет “способных к такому делу людей”.
Истинная причина такого поворота дел была в другом: настоятель опасался, что “деяния и образ жизни маячников, не соответствующие жизни отшельников, будут нарушать спокойствие братии”.
После долгих уговоров и убеждений, в которых принимали участие и командир Архангельского порта, и начальник Гидрографического департамента, сошлись на том, что Гидрографическая часть назначит на маяк смотрителя и одного рядового матроса, а монастырь выделит в помощь им двух послушников или одного наемного работника с платой 10 руб. в месяц.
В 1888 году маячный фонарь перестроили: деревянные простенки заменили железными стойками, вставили новые зеркальные стекла, вокруг фонаря снаружи устроили галерею. Одновременно число ламп в осветительном аппарате увеличили с трех до одиннадцати, разместив их в два яруса.
В 1897 году монастырь все же принял маяк на полное обслуживание. За работу послушника-смотрителя и двух монастырских рабочих Дирекция маяков Белого моря платила монастырю 350 руб. в год (на других маяках Белого моря содержание команды обходилось в 600—800 руб. в год).
В 1904 году катоптрический осветительный аппарат заменили на диоптрический 3-го разряда, что увеличило дальность видимости огня.
После закрытия в 1920-х годах монастыря маяк обслуживали смотритель, назначаемый Дирекцией маяков Белого моря (с 1922 года Убекосевер), и несколько нанятых на месте рабочих. С образованием Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) к обслуживанию маяка стали широко привлекать заключенных. В 1923 году маяк был передан Управлению Севлагерями ГПУ.
В 1940-х годах, когда острова являлись Соловецким военным портом Северного флота, маяк по неподтвержденным данным обслуживали военные моряки. Гидрографический отдел флота разместил на нем манипуляторный пост.
В 1960-е годы маяк был капитально отремонтирован и переведен на электропитание. В настоящее время вместе с Секирной
церковью он входит в состав Соловецкого монастыря и им же обслуживается под присмотром Соловецкой группы средств навигационного оборудования.
Маяк работает в автоматическом режиме, освещая белым проблесковым огнем сектор от 171 до 48°, обеспечивая дальность видимости до 10 миль. Высота огня от основания 27 м, а от уровня моря 98 м.

СОСНОВЕЦКИЙ (СОСНОВСКИЙ, СОСНОВЕЦ) МАЯК

 Название маяку дал остров Сосновец — единственный значительных размеров остров в Горле Белого моря у Терского берега (см. рис. на с. 20). Он лежит почти на Северном полярном круге и имеет в длину по направлению NNE—SSW около километра, а в ширину — от 180 до 580 м. Поверхность острова ровная, покрытая тундровой растительностью. В многочисленных расщелинах и углублениях имеются озера с пресной водой.
В районе острова мореплавание было развито очень давно. Здесь пересекаются пути судов, следующих с запада вдоль Мурманского берега в южные заливы Белого моря и обратно — на запад и в Северный Ледовитый океан.
Остров очень приметен с моря и потому с давних пор служил отличным ориентиром для мореходов: по нему они уточняли свое место перед тем как взять курс к Зимнему берегу или к Соловецким островам, по нему же они определялись и при выходе из Белого моря.
Западный берег острова и противоположный Терский берег Кольского полуострова разделяет широкий пролив, носящий название Сосновская салма, в восточной части которого находится единственная на всем побережье Горла Белого моря безопасная рейдовая стоянка для больших судов. Сюда устремлялись мореплаватели, застигнутые непогодой и штормами.
В рукописной лоции “Книга мореходная...” даются такие рекомендации по плаванию на подходах к острову: “У него салма проходная, под ним стоят лодьями, против Сосновца в матерой становище Качалове, идти в него в полводы и перед полной, заходя есть середыш, ход по обе стороны токмо о нижний наволок; чище стоять против крестов в обе стороны повыше Качалова...”
Путешественник по Белому морю С. Максимов писал в прошлом веке:
“Остров этот голым камнем, прорезанным кварцем, на 10 саженей возвышается над поверхностью моря, в недальнем (две мили) расстоянии от берега... Издали видится на нем красная башня, а на западном берегу несколько крестов. Теми же крестами в некоторых местах уставлено все побережье; кресты эти и становые избы успевают еще поддерживать веру в то, что едешь не окончательно пустыми, безлюдными местами, что если не видно жизни теперь, то во всяком случае была она прежде, будет и потом. Только около редких, бедных селений успеваешь встречать живого человека: это или рыбак, выехавший с товарищами осматривать сеть... или иногда куча девок с песнями и смехом плывут в таком же карбасе на ближний остров докашивать траву или добирать ягоду” [17].
Опознавательную красную башню, о которой упоминает Максимов, построил в 1822 году по распоряжению архангельского морского начальства капитан-лейтенант Длотовский. Она была деревянной и имела высоту 13,8 м.
В 1827 году М. Ф. Рейнеке и его спутники описали остров и определили его точное положение. Это было очень важно для мореплавания, так как в те времена у Терского берега в период ловли семги скапливались сотни судов, которые нуждались в точных картах и ограждении навигационных опасностей.
Во время Крымской войны 1853—1856 годов остров был местом стоянки английских и французских кораблей. Англичане из-за множества крестов на его берегу назвали остров Крестовым. Французы в память о стоянке здесь оставили на башне Длотовского огромную надпись:

ESCADRE FRANCAIS
COMMANDANT GUILBERT
1854—1855
PSYCHE CLEOPATRE
BAUMANOIR PETREL
DWINA COCYTE

В 1857 году управляющий беломорскими маяками подполковник Корпуса флотских штурманов А. В. Козобин посетил остров и выбрал место для светового маяка. По его докладу Гидрографическим департаментом было принято решение построить на острове деревянный маяк со службами. Башня и дома были срублены в Архангельске и в разобранном виде в сентябре 1862 года доставлены к месту строительства. Строительные работы на острове выполнял архангельский купец Торопов.
В декабре 1862 года Гидрографический департамент опубликовал в Морском сборнике извещение мореплавателям, в котором сообщил: “...в Белом море окончен постройкой на середине острова Сосновца маяк... деревянный восьмиугольный, обшитый досками, окрашен светло-желтой краской, а металлическая крыша серой краской. На маяке установлен металлический фонарь, снабженный осветительным аппаратом отражательной системы. Осветительный аппарат состоит из 13 ламп и 13 рефлекторов. Высота огня от основания 76 футов, а от уровня моря 139 футов. Будет введен в действие 1 августа 1863 года. Будет освещать весь горизонт. Дальность видимости 13,5 мили”.
Для смотрителя и семи человек обслуживающего персонала, а также для хранения провизии и керосина к югу от башни выстроили пять зданий. Первым смотрителем маяка был отставной офицер Чинов. В 1867 году газета “Архангельские губернские ведомости” писала о его решительных действиях по неоднократному спасению моряков, терпевших бедствие в районе острова.
В 1874 году во время жестокой бури у маяка пот'ерпел крушение русский клипер. Маячники спасли экипаж, но корабль с грузом погиб. Это ускорило установку на маяке паровой туманной сирены. В том же 1874 году она начала действовать.
В 1894 году после сильнейших осенних бурь, когда на Белом море и в Северном Ледовитом океане потерпело крушение 53 судна (в два раза больше, чем на любом другом море России), маяк перестроили: вместо старого катоптрического осветительного аппарата в новом металлическом фонаре установили диоптрический светооптический аппарат 3-го разряда, светящий белым проблесковым огнем. Работы по монтажу нового фонарного сооружения выполнялись под руководством отставного генерал-майора Геккеля. Перестроенный и переоборудованный маяк начал освещение 11 августа 1894 года.
При установке нового, более тяжелого фонаря, видимо, не учли, что старая башня, простоявшая более 30 лет, может не выдержать повышенной нагрузки. В 1905 году она накренилась, и вращающийся аппарат заклинило. Пришлось его снять и заменить на более слабый топовый фонарь.
В 1907 году Морским министерством был объявлен конкурс на лучший проект новой железной башни для Сосновецкого маяка. Выиграл его Путиловский завод в Санкт-Петербурге. Новый осветительный аппарат был заказан французской фирме “Барбье, Бенар и Тюренн”.
В 1909 году новый маяк вступил в строй. Он представлял собой стальную ажурную четырехгранную башню высотой 20 м с цилиндрической трубой внутри и красным фонарным сооружением и площадкой наверху. Источником света в диоптрическом светооптическом аппарате 3-го разряда, светившем в секторе от 330 до 290°, служила керосинокалильная горелка. Башня была окрашена горизонтальными белыми и черными полосами.
Около башни располагались часовня, два жилых дома, флагшток для подачи сигналов проходящим судам, две пушки для туманных сигналов и метеорологическая будка. Все здания были желтого цвета с красными крышами.
С момента постройки и до окончания Гражданской войны маяк ни разу не ремонтировался. Когда в 1922 году специалисты Убекосевера обследовали его состояние, они обнаружили, что “железная башня сильно шатается, что ощущается даже при подъеме к аппарату. Из-за раскачивания башни огонь действует неверно, металлические части сильно разъедены ржавчиной... старые пушки не годны, бывали случаи ожогов служителей вследствие совершенного возгорания запальных отверстий... мачты телеграфа ветхи, грозят упасть на маяк”.
В 1922—1924 годах маяк капитально отремонтировали. Башню укрепили, негодные пушки заменили на новые, для служащих выстроили новые жилые дома.
В 1925 году Северная гидрографическая экспедиция под руководством Н. Н. Матусевича определила точные координаты башни и произвела буссольную съемку всего острова.

Железная башня маяка простояла до 1960 года, когда была заменена на новую из сборных чугунных тюбингов высотой 31 м от основания.
Как и раньше, ее окрасили белыми и черными горизонтальными полосами, фонарное сооружение — в красный цвет. Светооптический осветительный аппарат с белым группопроблесковым огнем установлен на высоте 44 м от уровня моря и обеспечивает дальность видимости 17 миль. Маяк оборудован круговым радиомаяком с дальностью действия около 280 км и наутофоном.
Из маячников, служивших на Сосновецком, особенно добрых слов заслуживает Василий Иванович Чесноков. Он проработал на маяках Белого моря 40 лет. Служил на Вороновском, Никодимском и Сосновецком маяках. Его сын Николай родился на Никодимском маяке в 1949 году. С 16 лет начал трудовую деятельность рядом с отцом. Прослужив в армии с 1968 по 1970 год, он вернулся к любимому делу сначала на
Сосновецкий, а затем на родной Никодимский маяк. С 1976 года рядом с ним работает его жена Галина Николаевна, воспитавшая на маяке не только детей, но и внуков.

ТЕРСКО-ОРЛОВСКИЙ МАЯК

 На Белом море есть два мыса, носящие имя Орлова: на Летнем берегу Двинского залива и Терском берегу Кольского полуострова (см. рис. на с. 25). На обоих мысах установлены маяки.
Вначале маяк, построенный на Терском берегу, назывался просто Орловский, но когда в 1900 году маяк появился и на мысе Орлова Летнего берега, для различия их в названиях появились слова “Терский” и “Летний”.
Терский берег, протянувшийся от мыса Святой Нос до устья реки Поной, сравнительно извилист и характерен множеством мысов, среди которых мыс Орлова наиболее приметен. Он расположен при входе в Белое море и потому является важным ориентиром для мореплавателей.
В этой части Белого моря лежит обширный район мелей и банок, известных под общим названием Северные кошки, и потому вопрос ограждения здесь навигационных опасностей всегда был актуален. Однако кроме крестов и гуриев до начала XIX века здесь не было никаких специально построенных навигационных ориентиров.
В 1806 году Адмиралтейств-коллегия запланировала поставить на мысе Орлова маяк, но план этот не был осуществлен — началась Отечественная война против Наполеона и государству потребовались средства для других целей.
В 1817 году капитан-лейтенант Дзюрковский, производивший на шлюпе “Урал” гидрографические работы в Горле Белого моря, отметил, что “нигде, вероятно, нельзя встретить таких неблагоприятных условий для плавания, как в Горле Белого моря. Здесь много мелей, о которых разбиваются суда, есть сильные течения и очень часты густые туманы. Весной и летом они сплошь заполняют собой всю северную часть Горла. Они всегда приносятся из Северного Ледовитого океана северо-восточными ветрами и густой массой спускаются к Летнему берегу, проникая даже в Онежский залив”.

Дзюрковский рекомендовал для безопасности плавания в Горле Белого моря установить на Терском берегу несколько маяков или опознавательных башен, в том числе на мысе Орлова.
В 1821 году бриг “Кетти” под командованием капитан-лейтенанта Жемчужникова доставил на мыс из Архангельска деревянную призматическую башню, и в том же году она была установлена на выбранном им месте. Это была одна из первых специально построенных опознавательных башен на Белом море.
В 1824 году Д. А. Демидов, участник первой русской антарктической экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева на шлюпах “Восток” и “Мирный”, возглавил экспедицию по изучению Северных кошек и банок, находящихся вблизи фарватера. В этих работах принял участие лейтенант М. Ф. Рейнеке.
Исследования показали, что кроме банок, обнаруженных ранее в районе мыса Орлова, имеются еще многие мелководья, которые необходимо тщательно промерить и оградить. Эти работы выполнил Рейнеке в 1827 году на бриге “Лапоминка”. Во время плавания изучались также течения, приливы и погода. В результате исследований появились более подробные и точные карты на этот район и были выработаны рекомендации по ограждению наиболее опасных в навигационном отношении мест.
В 1842 году на одном из холмов мыса Орлова в 180 м от берега была выстроена каменная круглая башня высотой 19 м с железным фонарным сооружением и катоптрическим осветительным аппаратом с 15 лампами и 15 рефлекторами. Маяк светил белым постоянным огнем в секторе от 340 до 120°, освещая пространство на 13 миль. В 70 м к северо-востоку от башни выстроили деревянную ферму, на которой устроили колокольню и подвесили в ней 35-пудовый колокол для туманных сигналов. В 1882 году язык колокола через блоки соединили с фонарным сооружением, что дало возможность вахтенному маячнику производить звон, не спускаясь с башни.
Маяк начал действовать 1 сентября 1842 года. Его обслуживали смотритель и пять служащих, для которых выстроили каменный дом. Остальные служебные здания (кладовая, баня) были деревянными.
Место установки маяка было безлюдным, ближайшее селение Поной находилось от маяка в расстоянии около 20 км. С Архангельском сообщение было только летом и только на попутных судах. Зимой до города можно было добраться лишь “кругом Кандалакшского и Онежского заливов”. Можно себе представить, насколько тяжел был этот путь, тем более суровой зимой при отсутствии дорог на Русском Севере.
При строительстве маяка металлический фонарь установили не на каменных капитальных стенах, как было положено по проекту, а на деревянных балках, так как приобретенное во Франции фонарное сооружение оказалось меньшего диаметра, чем заказывали. Через двадцать лет это дало о себе знать: балки подгнили, и фонарному сооружению стало угрожать падение.
9 июля 1872 года во время ремонта маяка к мысу подошла со строительными материалами шхуна “Самоед”. Во время транспортировки грузов к берегу гребной катер перевернулся. Погибли 17 матросов, 3 мастеровых, офицер и корабельный инженер. В 1875 году в память погибших на средства, собранные по добровольной подписке среди служащих Архангельского порта, на мысе вблизи маяка выстроили деревянную часовню.
В 1877 году верхнюю часть башни перебрали, увеличили диаметр фонарного сооружения и установили его непосредственно на стены башни. Проблема устойчивой работы осветительного аппарата была временно решена.
В 1892 году катоптрический осветительный аппарат заменили на диоптрический. Для его установки верхнюю часть башни пришлось еще раз перестроить.

Во время Первой мировой войны и последовавшей за ней военной интервенции суда к мысу подходили только случайно, никаких регулярных рейсов пароходов в то время не было. Для маячников наступили тяжелые дни. Не было продуктов, питались одной солониной, отчего все служащие болели цингой; дрова для отопления не доставлялись — собирали редкий плавник. Даже охотиться нельзя было. На
просьбу выделить дробовое ружье Дирекция маяков Белого моря ответила: “Дробовых ружей не имеется, приобрести невозможно”.
Совсем стало трудно, когда в 1918 году служащих призывного возраста забрали в армию. Восстановить нормальную работу маяка удалось только в 1920-х годах.
В августе 1941 года после начала Великой Отечественной войны была создана Беломорская военная флотилия с главной базой в Архангельске.
Она обеспечивала арктические и внутренние морские перевозки, а также проводку внешних транспортов до Архангельска. Флотилия осуществляла оборону Горла Белого моря, а также новоземельских проливов, портов и станций Северного морского пути. В навигационно-гидрографическом обеспечении действий флотилии маяк играл не последнюю роль.
После Великой Отечественной войны маяк был капитально отремонтирован. В 1965 году было выстроено новое маячно-техническое здание, в 1980 году установлен радиомаяк КРМ-100. В настоящее время электрический светооптический аппарат маяка светит в секторе 340°—180° белым проблесковым огнем, освещая пространство на 23 мили.
В течение 45 лет маяк обслуживали три поколения маячников Куковеровых: в 1877—1899 годах смотрителем был Кузьма Михайлович; в 1899—1920 — его сын Александр, а позже — внук Николай.
В 1964—1995 годах на маяке работала династия маячников Шишеловых. И сейчас на маяке служат преданные своему делу специалисты, обеспечивая бесперебойную работу этого важного средства навигационного оборудования в Горле Белого моря.
 

Свет, дающий надежду

Автор: Зинаида ЖУКОВА

Источник: Газета "У Белого моря" (Архангельск) в номерах:
9 июня 2005  (23)
16 июня  2005  (24)
23 июня 2005 (25)
30 июня 2005 (26) 

ШОЙНА МАЯК

Маяк носит название реки, текущей с востока на запад и впадающей в Белое море в 55 милях к югу от мыса Канин Нос.
В “Лоции Белого моря” издания 1915 года читаем: “Река Шойна берет свое начало среди внутренних гор, верстах в 40 от устья и течет по извилистому глинисто-песчаному руслу непостоянной ширины: то суживаясь до 25 саженей, то расширяясь до версты, а в восьми верстах от своего устья оно расширяется верст на шесть, образуя как бы широкий плес, в который со всех сторон впадает множество речек и ручьев с глинистыми вязкими берегами... В 12 верстах от устья, на левом берегу реки имеется промысловое (временное) зимнее становище, состоящее из 15 изб и 1 часовни, куда промышленники проходят на мелкосидящих пароходах и, стоя на якоре, в яме против изб, имеют там приют с конца сентября по январь (период рыбного лова), промышляя ловлей наваги. На том же левом берегу, на песчаных буграх расположено другое, временное летнее становище, состоящее из 7 изб и 1 часовни, где промышленники проводят лето (июнь и июль), занимаясь ловлей камбалы”.

Маяк Шойна

Вход в устье реки был очень труден и возможен только в часы прилива и только для судов с осадкой не более 3 м. На входном фарватере
удерживать судно на курсе мешало сильное боковое течение. Для облегчения входа на берегу реки в 1914 году были установлены три пары дневных створных знаков.
В 1931 году для подхода к выросшему-к этому времени поселку рыбаков гидрографы Севера установили на берегу малый маячный огонь в виде ацетиленового фонаря на деревянной усеченной пирамиде с прямоугольной, обшитой досками надстройкой в виде трех щитов, окрашенных в красный цвет с белыми вертикальными полосами. Все сооружение имело высоту 15,5 м, а высота огня от уровня моря составляла 30 м, что позволяло обеспечить дальность его видимости до 10 миль.
В 1960 году, когда интенсивность движения судов вдоль полуострова Канин значительно возросла, в устье реки был выстроен
классный маяк в виде цилиндрической железобетонной башни высотой 32,5 м, окрашенной белыми и красными горизонтальными полосами. Маяк светит белым проблесковым огнем на 20 миль. При маяке оборудован радиомаяк.
С введением в строй этих средств навигационного оборудования суда, следующие вдоль Канинской земли, получили дополнительное надежное средство уточнения своего географического места.
С 1977 года маяк возглавляет Николай Павлович Шишелов, один из представителей династии маячников Шишеловых (см. очерк “Терско-Орловский”). Рядом с ним трудится его старший сын Алексей Николаевич.