Украина

Аджигольский маяк в Днепровском лимане

Маяк на мысе Фиолент

Статус: 
действующий
Координаты
OpenLayaers WKT: 
Дополнительные материалы

Маяк на полуострове Меганом

  • Видео

Лампа маяка

Севастополь. Створные знаки в бухте Камышовой

Статус: 
действующий
Координаты
OpenLayaers WKT: 
Дополнительные материалы

Тарханкутский и Херсонесский маяки

ЖИЗНЬ НА МАЯКАХ

Кандидат технических наук Сергей АКСЕНТЬЕВ (г. Севастополь).

Уединённый мир обитателей маяков знаком немногим. В прошлом году журнал «Наука и жизнь» (№ 10, 2008 г.) рассказал о феодосийском маяке, уже более сотни лет помогающем кораблям в плаваниях. в этом материале речь пойдёт о том, кто и как обеспечивал работу таких сооружений. Люди, работающие на маяках, достойны рассказа об их нелёгком, а подчас и опасном труде.

Инструкция, написанная кровью

Маяк Вульф-Рок (гравюра)В архивах британского Адмиралтейства хранится рапорт известного строителя маяков Роберта Стивенсона (деда знаменитого писателя), составленный после инспекторской поездки на острова пролива Ла-Манш летом 1840 года. «Маяк на скалах Каскетс, — докладывал Стивенсон, — важнейший из всех и находящийся на самой напряжённой в мире судоходной трассе, хуже всех, которые я осмотрел. И я настоятельно рекомендую заменить на нём фонарь и ревун. Можно содрогнуться от одной мысли, что там может произойти, если это не будет сделано». Но чиновники из Trinity-House — учреждения морской навигации, в обязанности которого входили установка и поддержание в надлежащем виде маяков, буёв и другого навигационного оборудования, проигнорировали предостережение Стивенсона. Стихия не прощает ошибок: 1 апреля 1899 года Великобритания была потрясена «пасхальным кораблекрушением»: на скалах Каскетс разбился пароход «Стелла». Капитан в густом тумане не увидел слабого огня маяка и не услышал сирены. Из 217 пассажиров и членов экипажа, находившихся на борту, погибли 124 человека.

В 1907 году по этим же причинам произошла одна из самых невероятных морских катастроф: корабль врезался в маяк. В плотном тумане огонь маяка был совсем невидим, а сирена оказалась неисправной. Два морских буксира осторожно вели «за усы» (швартовые концы, поданные с носа буксируемого судна на буксировщики) элегантный четырёхмачтовый корабль «Жаклин». При подходе к маяку Вульф-Рок, что высится в центре Бристольской бухты (юго-запад Великобритании), в месте раздвоения фарватера, буксиры начали огибать маяк: один — слева, а другой — справа... Сильнейший удар сотряс маячную башню. Перепуганные служители выскочили на галерею и прямо перед собой увидели корабль с развороченной носовой частью...

Понятие «маяк» включает в себя целый комплекс помещений и оборудования. Но основой всего является маячная башня, а её сердцем — огонь. Маячные огни светят белым, красным или зелёным светом либо определённым сочетанием этих цветов, но не синим. Он оказался непригоден для навигационных целей, так как быстро рассеивается каплями атмосферной влаги и огонь маяка, особенно в дождь и туман, размывается, становясь нечётким уже на расстоянии нескольких миль. А ведь малейшее изменение характеристики огня или ослабление его яркости чревато серьёзными авариями и даже морскими катастрофами. Это понимали давно все, кто был связан с морем.

Потребовались десятки лет и многие человеческие жизни, чтобы наконец были разработаны чёткие инструкции смотрителям маяков. В Англии они появились в конце 50-х годов XIX столетия. В России «Инструкция смотрителю маяка» была издана в 1869 году. Первый её параграф в категорической форме требовал: «Ма-ячный смотритель обязан зажигать лампы каждый вечер при захождении солнца, наблюдать, чтоб они постоянно горели, чисто и ярко, до восхождения солнца». За неисполнение этого требования грозила тюрьма и даже каторга, если по вине смотрителя в районе ответственности произошла катастрофа и погибли люди. Не менее строго подходила инструкция и к содержанию осветительных приборов, принадлежностей к ним, механизмов и оборудования. Всё маячное хозяйство должно было содержаться в образцовом рабочем состоянии. Это относилось и к жилым и к служебным помещениям.

Жизнь и повседневные заботы

Тарханкутский маяк в начале ХХ векаИтак, вся деятельность служителей маяков направлена на выполнение единственной и на первый взгляд очень простой задачи: следить за тем, чтобы маяк светил кораблям в ночи от заката до рассвета. Сейчас за началом и окончанием работы маяка с точностью до минуты наблюдает электроника, а электрические или светодиодные светильники не требуют практически никакого ухода в течение многих месяцев, но прежде этот монотонный, утомительный и ответственный труд отнюдь не был настолько лёгок.

На первых черноморских маяках — Тарханкутском и Херсонесском, — построенных в 1816 году, использовались катоптрические (зеркальные) осветительные аппараты — пятнадцать масляных ламп Арганда, установленных в фокусе пятнадцати полированных параболических чаш. Горючим служило сурепное масло, пропитывающее хлопчатобумажный фитиль. Для создания тяги и защиты огня от влияния окружающего воздуха на горелку надевался стеклянный конический колпак, открытый сверху. Масло хранилось в специальных резервуарах ламп. В задачу вахтенного входило своевременно очищать от нагара фитили, следить за яркостью и высотой пламени, чистотой поверхности отражателей и своевременно пополнять резервуары маслом. Все эти манипуляции приходилось проделывать каждый час, а то и чаще. Когда в 1824 году маяки перевели на проблесковый режим работы, хлопот прибавилось. Для равномерного вращения осветительного аппарата (чтобы иметь определённую характеристику проблесков маячного огня) его установили на круглый поплавок-основание, опущенный в чашу, заполненную ртутью. Во вращение аппарат приводился сложным шестерёнчатым механизмом, работу которого, подобно часам с гирями, обеспечивали тяжёлые грузы, плавно скользившие на тросах внутри центральной колонны маячной башни. Теперь вахтенный помимо поддержания огня следил за равномерной работой вращательного механизма, своевременно поднимал грузы наверх и периодически смазывал детали. Так как запас масла в лампах был невелик, то за смену приходилось совершать по крутой винтовой лестнице десятки походов на склад, расположенный на нижнем этаже тридцатишестиметровой башни.

Маячная башня: 1 — фонарное помещение; 2 — вахтенная комната; 3 — колонна; 4 — жилые помещения; 5 — галерея; 6 - аппаратная; 7 — кладовая; 8 — погреб

Как правило, внутри маячная башня представляет собой круглый каменный цилиндр с цементной пустотелой колонной в центре для приводного груза вращательного механизма. Начинаясь у фундамента, колонна упирается в пол маячной комнаты. Стены башни двухметровой толщины у основания плавно уменьшаются, и в районе маячной комнаты, расположенной под фонарным сооружением, толщина их не превышает метра. Такая конструкция обеспечивает устойчивость всего тысячетонного сооружения к воздействию колоссальных знакопеременных ветровых нагрузок и ударов волн во время штормов и ураганов, а также сейсмическую стойкость при землетрясениях. В цокольном этаже башни обычно размещались кладовки с имуществом и оборудованием, а также небольшой запас масла для осветительного устройства. С переходом на освещение нефтью, а затем и керосином хранилища по противопожарным соображениям пришлось из башни убрать. От цоколя в маячную комнату ведёт крутая винтовая лестница. Она ажурной чугунной лентой обвивает ствол башни, занимая всю ширину пространства между стволом и внутренней стеной. Четыре яруса световых окон обеспечивают хорошее освещение внутри при любой погоде. Подъём по узкому крутому серпантину с непривычки тяжёл (сто сорок ступенек на Тарханкутском маяке). Поэтому, чтобы служитель мог перевести дух или оставить на время ношу, на лестнице имеется несколько площадок — пролётов. Крупные и тяжёлые предметы поднимали наверх с помощью ручной лебёдки, установленной в вахтенной (маячной) комнате. А вот расслабиться служителям во время вахты возможности не было никакой. Инструкция на этот счёт неумолимо требовала: «...ни в фонаре, ни в комнате под фонарём, называемой вахтен-ною, не дозволяется иметь ни дивана, ни кровати, ни какой другой мебели, на которую бы можно было склониться».

В фонарный отсек можно попасть только из маячной комнаты. Вертикальный трап (около двух метров), прикреплённый к стене, упирается в крышку входного люка, откинув которую попадаешь в святая святых — световой (фонарный) отсек. Там в центре стеклянного цилиндра установлен осветительный аппарат, посылающий с наступлением сумерек спасительный огонь в ночную даль...

Если учесть, что маячная башня не отапливается, а зимние ветры выстуживают её так, что стены покрываются инеем, то станет понятно, насколько тяжела восьмичасовая вахта. Чтобы оградить служителей от холода и не дать замёрзнуть маслу, избежать появления плесени и гнили, маячную комнату, где размещалась вахтенная смена, утепляли, обшивая деревом. Обстановка вахтенной комнаты была спартанской: стол, стул, необходимый набор инструментов, карта района на стене и таблицы с указанием времени захода солнца.

Кроме забот о маячном огне и чистки стёкол фонарного сооружения в обязанности вахтенного входило систематическое наблюдение за морской акваторией и даже (весной и осенью) за перелётом птиц. С появлением флажного семафора вахтенный принимал телеграммы с судов, следующих мимо маяка. Для этого ему в любую погоду приходилось периодически выходить на открытую галерею башни.

Научный прогресс не обошёл вниманием маяки. В конце XIX века на смену катоптрическим огням пришли диоптрические светоопти-ческие аппараты, основу которых составляли линзы Френеля. Фитильные лампы заменили керосинокалильными установками. Это позволило значительно увеличить яркость свечения и дальность видимости огня. Но забот вахтенной службе с введением этих новшеств только прибавилось. Для работы керосинокалильной установки нужен был сжатый воздух, а нежные колпачки из вискозной ткани, пропитанные солями тория и церия, требовали постоянного наблюдения: едва сетка начинала прогорать, её следовало немедленно заменить. Сжатый воздух был необходим и для пневматических «калорических» сирен. С их установкой маячные служители должны были приобретать новые навыки обслуживания и эксплуатации сложных механизмов.

Катоптрический осветительный аппарат. В фокусах каждого из 15 параболических зеркал, расположенных по окружности, устанавливалась масляная лампа Арганда

С годами менялся жизненный уклад обитателей маяков, только требования Инструкции оставались неумолимо жёсткими. «Служитель (как и на заре маячного дела) перед концом своей вахты должен оправить лампы, чтобы они горели в совершенном порядке, прежде чем выйти из фонаря, а тот, кто вступит на вахту до восхождения солнца, погасив огонь, должен сделать все необходимые приготовления для открытия огня при захождении солнца». И по сей день, в век спутниковой навигации и электроники, вахтенный, прежде чем покинуть свой пост, приводит в порядок маячное хозяйство и передаёт заступающей смене всё оборудование и приборы в безукоризненно исправном состоянии.

Знакомясь с повседневной жизнью хранителей маячного огня, невольно отмечаешь: подобное ревностное служение избранному делу нынче большая редкость. Такое можно встретить разве что в храме или монастыре.

Люди и быт

Место, где в начале XIX века поставили Тарханкутский и Херсонесский маяки, было диким. До уездного центра — Евпатории — более 65 вёрст, а до Севастополя — более 20. Сносных дорог не было. Местная вода оказалась сильно засолённой и неприятной на вкус. Поэтому воду возили бочками на лошадях из ближайших деревень. Камень для строительства добывали в Инкерманских карьерах под Севастополем и доставляли на Тарханкут морем, а на Херсонес — на подводах. Рядом с башнями для смотрителя и маячной прислуги построили дома и складские помещения. Но дома оказались сырыми и плохо отапливаемыми, а в складских помещениях, из-за отсутствия вентиляции, имущество и продукты плесневели и быстро портились. Пустынный пейзаж не радовал глаз, и отчаяние охватывало первых поселенцев. Поэтому неудивительно, что смотрители маяков постоянно жаловались начальству на низкую дисциплину, беспробудное пьянство и плохое исполнение служебных обязанностей своих подчинённых: матросов и унтер-офицеров, списанных с флотских экипажей.

Капля камень точит, и жалобы в конце концов возымели действие. С 1866 года весь обслуживающий персонал, включая и смотрителя, сделали вольнонаёмным и разрешили селиться на маяках семьями. Существенно повысили и оклады. По новому «Положению о найме смотрителей и прислуги для маяков» за безупречное исполнение обязанностей служителям раз в три года выплачивалась денежная надбавка в размере 1/4 оклада. Положили хорошие продовольственные пайки и бесплатное обмундирование. Улучшили и снабжение маяков топливом, строительными материалами и инструментом.

Маяк на мысе Игольный (ЮАР) — самой южной точке Африки

Правда, на первых порах это не принесло желаемого повышения качества работы, поскольку, привлечённые высокими окладами и сытой жизнью вдали от начальства, в смотрители ринулись люди весьма сомнительные: начиная от нечистых на руку титулярных советников и помощников градоначальников по особым поручениям и заканчивая спившимися артистами императорских театров. Проку от них было немного, а вред подчас они наносили большой. Многие из них заканчивали маячную карьеру в тюремных камерах. Поэтому от практики назначать на должность смотрителя кого ни попадя вскоре отказались и требования к подбору людей ужесточили.

По новым правилам кандидатуру смотрителя маяка по представлению Главного командира порта утверждали в Главном гидрографическом управлении Морского министерства. К кандидату предъявлялись серьёзные требования: он должен был быть уживчивым с людьми, грамотным, иметь опыт морской службы, владеть многими ремёслами, а также навыками оказания первой медицинской помощи, так как большая удалённость маяков от портов и городов создавала проблемы с доставкой продуктов, имущества и врача. Больше всего этим требованиям отвечали флотские офицеры, вышедшие в отставку. Их охотно брали на должности смотрителей маяков.

а — маяки на острове Рюген, на мысе Аркона — самой северной точке Германии. Маяк, который мы видим на фото слева, построен в 1902 году, его высота 36,3 м. Справа — маяк, возведённый по проекту знаменитого архитектора Карла Фридриха Шинкеля в 1829 году. Высота этой башни 19,3 м, сейчас в ней располагается музей. Фото Натальи Домриной. б — маяк Дорнбуш на острове Хиддензе, на севере Германии

Смотритель, вступая в должность, давал клятву на верность служебному долгу и подписывал присяжный лист. С ним ежегодно перезаключался контракт. Боязнь потерять хороший заработок заставляла смотрителей ревностно исполнять свои обязанности и того же требовать от подчинённых. Укреплению дисциплины на маяках способствовало и изданное государством «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных». Раньше недобросовестные люди, пользуясь пресловутым правилом «берегового права» (широко распространённое в Средние века право прибрежных жителей на выброшенное волнами имущество разбившихся судов), частенько сознательно гасили маячные огни, чтобы во время бури поживиться на жертвах морских катастроф. Теперь виновного в устройстве ложных сигналов с целью дезориентации проходящих кораблей ожидали каторжные работы сроком от 10 до 12 лет. Опыт показал: чем дольше маяк находился в ведении одного и того же смотрителя, тем больше порядка было на объекте. Поэтому хорошими смотрителями дорожили и всячески приветствовали создание маячных династий, когда, отслужив положенный срок, глава семейства передавал заведование маяком своему сыну.

Ужесточили требования и к обслуживающему персоналу. Служитель подписывал обязательство беспрекословно выполнять приказания смотрителя, касающиеся службы и распорядка на маяке.

Маячный городок сегодня. Феодосийская бухта, Крым, 2000 год

Суровая и хлопотная жизнь маячного служителя подходила далеко не всем, поэтому на маяки брали людей спокойных по характеру, общительных и пунктуально исполнительных. И хотя разнились они по возрасту, вероисповеданию и жизненному опыту, имели привычки и наклонности подчас далеко не благородного свойства, всех их объединяла тяга к свободной аскетической жизни.

Среди обитателей маяков не одно поколение пересказывалась история о бристольском башмачнике, который отправился служителем на Эддистонский маяк (он находится в море на удалении десятка миль от берега) лишь только потому, что ему надоела городская кабальная жизнь в мастерской за шилом и колодками. И хотя бедолаге во время затяжных штормов в одиночку не раз приходилось жестоко страдать от голода, питаясь сальными свечами, цепенеть от страха, когда ураганы, сотрясая каменные стены башни, перебрасывали многотонные волны через фонарь маяка, башмачник уверял, что «даже в эти ужасные дни он чувствовал себя по-настоящему свободным человеком».

Долгое время жизни обитателей маяков мешала нерешённость жилищной проблемы. Так, в начале семидесятых годов XIX века на Тарханкутском маяке в маленьком жилом домике размещались двадцать два человека: 11 солдат, 2 телеграфиста, 3 сигнальщика, смотритель с женой и 3 служителя, один из них также с женой. Подобная картина была и на Херсонесском маяке. Там в четырёх комнатах ютились двадцать человек.

В отчёте Гидрографического департамента за 1871 год отмечается: «Важнейший недостаток большей части Черноморских и Азовских маяков заключается в неудобных, до крайности, помещениях для маячных семейных служителей. Ежедневные ссоры, нарушение главных распорядков маячной службы и основных правил дисциплины, безнравственность, доходящая иногда до крайних пределов безобразия, служат поводом к назначению следствий, обнаруживающих разнообразные уголовные преступления, увлёкшие некоторых маячных служителей в арестантские роты и в Сибирь, на каторжные работы. Чтобы смягчить условия жизни на отдалённых маяках и обеспечить точное исполнение требований маячной службы, при маяках необходимо устраивать жилые здания так, чтобы в них было удобно помещаться отдельным семьям. Для нижних неженатых чинов необходимо иметь специальные казармы со всеми удобствами». В рекомендательной части отчёта предлагалось разработать универсальные жилые и хозяйственные постройки, пригодные для всех маячных городков. Это, по мнению авторов, намного удешевляло и ускоряло строительство.

Маяк на мысе Сант-Блейз в Мосселбайе на юге Африки (ЮАР). У подножия маяка, откуда открывается великолепный вид на Индийский океан, находится пещера — место важных археологических находок. Фото Натальи Домриной

По заданию Гидрографического департамента инженер-полковник Рулев составил типовой проект двухэтажного здания с учётом климатических и гигиенических условий. Своё решение Рулев обосновывал тем, что «в двухэтажном здании при одном и том же количестве строительных материалов достигается более обширное помещение, т.к. фундамент, стены и крыша составляют общую принадлежность для обоих этажей, что особенно важно в отношении крыш, ремонтирование которых сопряжено со значительными расходами, при большом числе маяков». Гидрографический департамент согласился с проектом Рулева, и вскоре на черноморских маяках появились опрятные городки с удобными для проживания коттеджами.

Постепенно на маяках складывались крепкие коллективы. Вырастали дети. Многие из них навсегда оставались на маяке, продолжая семейные традиции. Маячные городки обустраивались и хорошели. Летом они радовали глаз цветниками и розариями, утопали в зелени садов, оказывая неизгладимое впечатление на каждого, кому доводилось побывать в этом романтическом, мало кому известном мире...

Испытание морем

Исправно горящий огонь маяка, как показывает жизнь, ещё не гарантия безопасного судоходства. Если у капитана не достаёт морской выучки или опыта плавания в штормящем море, а команда не расторопна или плохо обучена, то и свет маяка не поможет попавшим в беду мореплавателям. И тогда служителям маяка приходится идти на помощь терпящим бедствие.

В ночь на 1 октября 1817 года на траверзе Херсонесского маяка разыгралась трагедия. С заходом солнца при спокойном море из Севастополя на Одессу вышел фрегат «Везул» под командованием капитана 2 ранга И. И. Стожевского. Шли по счислению. Вскорости погода начала портиться. Небо заволокло низкими грозовыми тучами. Ветер, быстро усиливаясь, перешёл в жестокий шторм. Наставление мореплавателям на этот случай даёт чёткий совет: «Держитесь на хорошем расстоянии от береговой линии». Но ошибка в счислении места составила около 6 морских миль (примерно 12 км). Сильно уклонившийся в сторону берега фрегат нёсся прямо на Херсонесский риф. Увидев приближающийся огонь маяка, командир попытался сделать галс в море, но поворот не получился. Тогда срочно отдали якорь, но он «не забрал». Беспомощный фрегат несло на камни. Вскоре послышался удар корпуса о гранитное дно. На маяке, увидев эту трагедию, тут же сообщили в Севастополь на эскадру. Больше пока ничем помочь терпящим бедствие не могли. Море бесновалось с такой яростью, что о спуске на воду шлюпки не могло быть и речи.

Маяк на мысе Рока (Португалия) — самой западной точке Европы

К рассвету шторм начал стихать и к лежащему на борту «Везулу», который волны продолжали методично колотить о камни, подошёл вельбот с маячниками. Команду во главе с командиром спасли, а вот фрегат измолотило в щепки. Квартирмейстер и юнга, до подхода спасателей со страху бросившиеся в море, погибли.

Великий князь Михаил Павлович, оказавшийся в то время в Севастополе, писал царю: «Многие из офицеров, находившихся на эскадре, свободные от должности, поспешали на помощь несчастным сослуживцам... наняли верховых лошадей — барказов нельзя было посылать в открытое море в такой ветер — и опрометью поскакали к Херсонесскому маяку. Фрегат был разбит, и потеря его оценена в 270 630 руб.».

Море не раз испытывало и сами маяки. Тысячетонные махины маячных башен без труда выдерживали натиск ураганов и свирепых штормов, а вот городки и находившиеся на их территории постройки море не щадило. Особо жестокие испытания выпали на долю обитателей Херсонесского маяка в ночь на 18 декабря 1887 года. Смотритель маяка А. Федотов срочно телеграфировал в Севастополь: «Бурей залило двор и здания, прошу спасти служащих от гибели». Командир Севастопольского порта контр-адмирал М. Н. Кумани немедленно выслал на маяк людей и спасательные средства. Позже Федотов показывал: «При шторме 17 декабря 1887 года зыбь с моря перебрасывало через каменные возвышения набережной, а в 11 часов сделался сильный шторм. Вокруг маяка образовалось уже озеро... В некоторых местах вода доходила до 6 футов (почти 2 метра)... Затопило конюшню, сараи, кладовые, погреб... Вода поднималась до окон зданий. Женщин и детей отправили вброд по пояс в ближайшую деревню. .. Служители, набрав хлеба и петролеума в запас, укрылись в башне, чтобы обеспечивать исправное освещение. Перед этим они спасли команду турецкого брига с грузом, который разбился до основания. Утонуло 10 человек, а 4 спаслось. Нужна небольшая плоскодонная вёсельная шлюпка для спасения».

Маячная башня во время шторма

После шторма башню и все жилые и хозяйственные постройки пришлось капитально ремонтировать. Со стороны моря для защиты от буйства стихии возвели мощный каменный вал (брекватер), а при маяке возродили упразднённую ранее спасательную команду, оснастив её вёсельными вельботами и специальным снаряжением.

Потом ещё не раз море испытывало обитателей маяков. Во время землетрясения 12 сентября 1927 года, одного из самых сильных в Крыму за всю историю, могучие башни Херсонесского и Тарханкутского маяков выстояли. Служители же отмечали, что во время толчков они раскачивались, как стволы могучих дубов. Одновременно из фонарных сооружений обоих маяков наблюдали далеко в море между Севастополем и мысом Лукулл громадную огненную полосу. Создавалось впечатление, что там горит море. Истинная причина столь необычного явления и по сей день остаётся загадкой...

Хрестоматия

В пустой маяк, в лазурь оконных впадин,
Осенний ветер дует – и, звеня,
Гудит вверху. Он влажен и прохладен,
Он опьяняет свежестью меня.
Остановясь на лестнице отвесной,
Гляжу в окно. Внизу шумит прибой
И зыбь бежит. А выше – свод небесный
И океан туманно-голубой.
Внизу – шум волн, а наверху, как струны,
Звенит-поёт решётка маяка.
И всё плывёт: маяк, залив, буруны,
И я, и небеса, и облака.

И.А. Бунин. На маяке (1903-1904)

Источник: НАУКА И ЖИЗНЬ

Указующий перст Евпатории

На пологом песчаном мысу в западной части города-курорта Евпатория высится пятидесятидвухметровая башня маяка. Для лучшей наблюдаемости с моря устремлённый в зенит железобетонный перст, увенчанный стеклянным фонарным отсеком, раскрашен чередующимися красными и белыми поперечными полосами. Маяк не только ориентир судам, следующим в евпаторийский порт, но и ограждающий знак мелководного каменного рифа, простирающегося от мыса Евпаторийский до мыса Карантинный — северо­западной оконечности Каламитского залива.

 Коварная Керкинитида

В начале IV в. до н.э. греки — херсоне- сигы,— подчинив себе Керкииитиду (с VIII в. н.э. — Гезлёв, с 1783 г. — Евпато­рия), па многие века предопределили ей статус главного крымского порта сельскохозяйственной торговли со­лью, хлебом, салом, кожами. В пору расцвета парусного флота осенние ярмарки собирали па рейд обширной евпаторийской бухты до 150 судов под флагами многих стран Чёрного и Средиземного морей. Но уже первые мореходы сполна познали капризный характер Керкинитиды. При свежих ветрах суда часто срывало с якорей, а внезапно налетавшие жестокие штор­мы, играючи выбрасывали па берег и скалы рифа корабли, гружённые купе­ческим добром.
 
2(14) ноября 1854 г., во время Крым­ской войны, небывалой силы ураган, накрывший полуостров, только на Ев­паторийском рейде погубил более двух десятков кораблей коал иционного фло­та. Море поглотило посланные десант­ному корпусу союзников запасы зим­ней одежды и медикаментов. В районе Кара-Тебе-Оба (нынешний посёлок Прибрежное, район Саки) выброси­ло па берег французский стопушеч- ный линейный корабль «Генрих IV». На скалах Евпаторийского рифа в щепки измолотило турецкий девя! юс- топу шечный линейный корабль «Пе- ики-Мессерет». Британский морской офицер в письме на родину с содрога­нием рассказывал о пережитом: «Пред­ставьте себе страшный ветер, потоки дождя, наводняющие атмосферу, час­тый град, с ожесточением ударяющий во всё, что встречает на пути, и нако­нец, взволнованное море, валы которого равняются горам, и вы будете иметь ещё не полное понятие об ужасном урагане». Историки приравнивают по­тери противника от разыгравшейся у берегов Крыма стихии к поражению в крупном морском сражении. Импера­тор Николай I, узнав о крымской катас­трофе, писал 19 ноября 1854 г. главно­командующему русскими войсками в Крыму князю Меншикову: «Спасибо буре, она услужила нам хорошо, жела­тельно бы ещё такой!»...
 

Здесь нужен маяк!

Впервые всерьёз о необходимости маяка па евпаторийском мысу заго­ворили в начале XIX в. По предложе­нию главного командира Черномор­ского флота адмирала И.И. Траверсе 4 мая 1803 г. Адмиралтейств-коллегия приняла решение о строительстве в Кезлёве каменного дневного маяка, но начавшаяся полоса войн с Персией (1803-1813), Францией (1804-1807), Турцией (1808-1812) и Англией (1807-1812), а затем Наполеоновское нашествие не позволили реализовать задуманное. К середине XIX в. район евпаторийской бухты и прилегавших к ней западных мысов считался одним из самых опасных на всём крымском побережье. Ежегодные катастрофы (в иные годы до десятка судов) требо­вали принятия неотлагательных мер. И опять помешала война. 1 сентября 1854 г. более сотни неприятельских ко­раблей вошли и стали па якоря в евпа­торийской бухте. Гребная шлюпка до­ставила па берег двух штаб-офицеров английского и французского флотов. Там парламентёры через переводчи­ка передали па имя коменданта порта гербовую бумагу, извещавшую: «...так как Евпатория город обезоруженный», то они объявляют, что, «не намерева­ясь причинить какой-либо вред, имеют только вступить и занять его своими войсками для квартирования». Как сообщают архивы, па это требование «исполняющий должность коменданта города Евпатории майор Броницкий возражения не сделал и предположил отступить с вверенным ему бата­льоном от Евпатории, к которому и карантинная стража примкнулась». По этому поводу британская газета The Illustrated London News писала: «...Евпатория будет всегда притя­гивать к себе исторический интерес, будучи первым портом, где высадились войска. ...Было бы желательно, заняв Евпаторию, впоследствии из неё по­лучать поставки». Высадив на берег армию (62 тыс. солдат, 134 полевых и 73 осадных орудий), союзники дви­нулись к реке Альма, где 20 сентября в ожесточённом бою нанесли первое крупное поражение российским вой­скам. Так началась знаменитая Крым­ская военная кампания (1854-1855), стоившая России жизней выдаю­щихся флотоводцев П.С. Нахимова, В. А. Корнилова, В.И. Истомина, десят­ков тысяч солдат, матросов, офицеров, практическому уничтожению города Севастополя и потери большей части кораблей Черноморского флота... Вскоре после завершения военных действий и подписания Парижско­го мирного договора (18 (30) марта 1856 г.), лишавшего Россию права со­держать в Чёрном море военный флот, купцы Евпаторийского общества па­роходства и торговли обратились с челобитной о строительстве маяка к начальнику Гидрографического депар­тамента. Питерские морские чиновни­ки, представляя Крым как рай земной, где всегда тепло и светит солнце, а море сплошная лазурь — ничтоже сумняще- ся в конце 1859 г. закупили в Англии типовую каркасную металлическую башню. Представляла она собой четы­ре железных стойки, связанных диа­гональными раскосинами с четырьмя открытыми промежуточными площад­ками и восьмигранным фонарным сооружением, увенчанным медным куполом. Нижняя часть каркаса, об­шитая досками, служила хозяйствен­ным отсеком. Во Франции приобрели катодиоптрический светооптический аппарат (преломляющая оптическая система с рефлекторами — отражате­лями) с лампой Арганда, работавшей па сурепном масле. И уже 1 августа 1861 г. маяк высотой 15 м начал дей­ствовать. Светил он постоянным белым огнём с проблесками через каждую ми­нуту. Огонь маяка в безоблачные ночи отчётливо наблюдался с палуб кораб­лей на удалении 8,5 морских миль. Ря­дом с башней для маячников постро­или жилой дом и службы, хранилища продовольствия и топлива. Маячный городок обнесли прочной каменной оградой. Мера нелишняя, поскольку в ту пору па многие мили окрест пе было жилья, а по ночам в степях промышля­ли бандитские шайки. В конце 1870-х гг. на маяке поселился приехавший в Крым из Средней Азии известный естествоиспытатель и исто­рик В.Г. Пьянков. Здесь он начал про­водить регулярные метеонаблюдения, обучая вахтенных премудростям изме­рения температуры, давления, влаж­ности воздуха, силы и направления ветра, количества осадков и интенсив­ности испарения. Результаты учёный тщательно обрабатывал, анализировал и издавал небольшими брошюрами, позднее объединив их в книгу «Климат Евпатории. 1891-1902», сразу же став­шую библиографической редкостью.

Нет предела совершенству

Однако вскоре стало ясно, что наспех закупленные за границей маячная башня и оптическая система не годят­ся для евпаторийских условий. В жар­кие летние дни металл раскалялся до невозможности, песок, подхваченный ветром, набивался во все щели, портил дорогостоящие приборы и оборудова­ние, а осенью и зимой пронзительные затяжные норды с дождём и мокрым снегом превращали подъём в фонар­ный отсек по крутым металлическим трапам в пытку. Много проблем созда­вала и лампа Арганда. Сурепное масло летом разжижалось и текло, как вода, а зимой застывало, и огонь часто гас. Кроме того, оказалось, что огни Евпа­торийского и Херсопесского маяков имеют одинаковую световую харак­теристику, и капитанам судов трудно ориентироваться. Этот недостаток уст­ранили быстро: с 1 января 1863 г. огонь Евпаторийского маяка сделали посто­янным с белыми и красными проблес­ками. Сложнее оказалось решить во­прос с реконструкцией маячной башни. В итоговом отчёте за 1867 г. дирек­тор Гидрографического департамента, почётный член Российской академии наук, вице-адмирал С.И. Зеленой со­общал: «...в зимнее время правильное освещение маяка поддерживается с большим трудом, особенно тягостно Евпатории год от года росла, и Гидро­графический де­партамент вновь ходатайствует перед Морским министерством о выделении средств на реконструкцию маяка. Морской министр обещал помочь, но тут случи­лась очередная (1877-1878) Русско- турецкая война.

Лампа Арганда
 
Лампа Доти
 
Вскоре после вступления России в войну (12 (24) апреля 1877 г.) крым­ские маяки, в том числе и Евпаторий­ский, погасили, чтобы неприятель­ские корабли не могли пользоваться огнями во время ночных переходов. А уже 27 июля 1877 г. четыре турецких корабля в течение трёх часов бомби­ли Евпаторию. Ещё более ожесточён­ному шестичасовому обстрелу город подвергся 30 декабря. Противник сумел войти в Евпаторийский порт и захватить несколько купеческих су­дов, гружёных солыо. Интенсивной бомбардировке подвергся погранич­ный кордон и жилые дома города. Однако за всё время осады порта тур­ки не произвели по маяку ни единого выстрела. Объяснение этому можно дать только одно: в те времена маяки причислялись к «святыням морей» и покушение па них приравнивалось к величайшему преступлению. Что, впрочем, не помешало англичанам, высокомерно причислявшим себя к законодателям благородных морских традиций, во время осады Севастопо­ля (1854-1855) полностью разрушить Инкерманские створы...

 

Город, войны, люди, маяк

XX в. многое изменил в жизни Евпа­тории. Обзаводясь грязелечебницами, пансионатами, санаториями, город быстро приобретал популярность климатического курорта. В 1908 г. Евпатория вошла в число немногих российских городов, освещаемых электричеством. Пер­вые 44 дуговых фонаря фирмы «Керинг и Метисон» зажглись вечером 10 февраля, к концу года электри­чеством освещались порт, городская набережная, центральные улицы, «Приморская санатория». А Евпато­рийский маяк, как и в былые времена, продолжал светить морякам фитиль­ной петролеумной лампой. Шли годы. Оправляясь от войн и ре­волюций, расширялась и благоустраи­валась Евпатория. Рос и развивался морской порт. Лишь маячная башня, ветшая и разрушаясь, молчаливо сно­сила людскую несправедливость. Кос­метические ремонты, случавшиеся время от времени к юбилеям и важ­ным политическим датам, не спасали положения. К началу Великой Отечес­твенной войны, изъеденная коррозией конструкция стала опасной для экс­плуатации, и нижнюю часть башни об­лицевали кирпичом. Навигационное оборудование пополнили радиомая­ком, а иетролеумпую лампу Доти за­менили более совершенной керосипо- калилыюй установкой, увеличив яркость огня.
 
Первая и вторая башни
 
...Около трёх часов ночи 22 июня 1941 г. посты наблюдения Евпаторийского маяка и мыса Сарыч сообщили опера­тивному дежурному штаба Черномор­ского флота, что отчётливо слышат гул моторов множества самолётов, идущих па Севастополь. Так началась новая кровопролитная война. По ус­ловиям военного времени маяк пере­вели на особый (манипуляторный) режим работы с включением огня по приказанию штаба на строго опре­делённый срок. Пост наблюдения, воз­главляемый смотрителем маяка Ти­мофеем Евменовичем Кукурузой, вёл непрерывное слежение за воздухом, побережьем и минной обстановкой в указанном секторе моря. С первых дней обороны башня пе раз подвер­галась бомбардировке и обстрелу, но, едва утихал бой, маячники устраняли повреждения, и огонь продолжал светить нашим боевым кораблям. К октябрю обстановка стала критичес­кой. На маяк поступило приказание демонтировать оптику и ценное обо­рудование, надёжно упаковать и с пер­вой морской оказией убыть в Севасто­поль. 31 октября 1941 г. в Евпаторию вошли гитлеровцы, превратившие замечательные евпаторийские пляжи в минные поля, обнесённые колючей проволокой.
 
Строительство новой маячной башни в 1970 г.
 
Освобождение пришло 13 апреля 1944 г.

Полуразрушенная маячная башня представляла жалкий вид. Все строе­ния городка лежали в руинах. Восстанавливать маячное хозяйство пришлось новому поколению маячников — Ивану Григорьевичу Сарьяпу, Михаи­лу Михайловичу Агапову и Григорию Антоновичу Антонову. Первостепен­ной задачей являлось обеспечение на­вигационной безопасности ночного су­доходства и противоминного траления в районе Евпатории. Поэтому к возве­дению жилья и хозяйственных служб приступили лишь после того, как, восстановив маячную башню, зажгли огонь. Весь быт маячников в это время состоял из нескольких палаток, поле­вой кухни и бочки с питьевой водой. Лишь в 1955 г. рядом с ветераном пост­роили новый кирпичный восьмигран­ный двадцатиметровый маяк с дально­стью видимости электрического огня 13 миль. Но город быстро рос. Мно­гоэтажные санатории и жилые дома прибрежной полосы мешали падёжно­му гидрографическому обеспечению мореплавания. Военные строители в 1970 г. рядом с действующей башней возвели пятидесятидвухметровую же­лезобетонную, а гидрографы оснасти­ли её современным светотехническим оборудованием. Сегодня дальность видимости белого проблескового Ев­паторийского огня составляет 20 миль, а его радиопозывные «ЕЯ» (• • — • —) штурманы кораблей отчётливо слы­шат с расстояния 150 миль от родного порта.

 

Фонарь евпаторийского маяка

Вход в фонарное сооружение

 

Аппаратура включения огня

...В мире пет двух похожих маяков, каждый из них, являя пример пыт­ливой инженерной мысли, строится по особому проекту применительно к техническим задачам, местным усло­виям и технологиям своего времени.

Во всех цивилизованных странах, по­нимая уникальность таких сооруже­ний, отслужившие башни превращают в музеи, рассказывающие многочис­ленным туристам об истории морепла­вания, маячного дела, славных и тра­гических событиях жизни маяков и их обитателей. У нас же отслужившие ев­паторийские маячные башни... взорва­ли, видно посчитав, что ни нынешним, ни будущим поколениям совсем не интересно знать многовековую мор­скую историю своего государства...

 

  Сергей АКСЕНТЬЕВ. 

Печатается с любезного разрешения автора. Статья вышла в журнале Техника молодежи №07/2012

Маяки упоминаемые в материале: 

Феодосийский (Ильинский, маяк на мысе святого Ильи)

ОГОНЬ НА СКАЛЕ (ФЕОДОСИЙСКИЙ МАЯК)

Кандидат технических наук С. АКСЕНТЬЕВ (г. Севастополь). Фото автора.

За многовековую историю человечества смелая инженерная мысль создала немало выдающихся творений, но морские маяки, несомненно, одна из вершин технического творчества. Возводимые на скалах, в труднодоступных местах побережий или на крошечных искусственных островках, одинокие башни бдительно охраняют морских путешественников от коварства Нептуна, а если и случается беда, то люди, на них живущие, первыми приходят на помощь потерпевшим.

В мае 1890 года по решению российского правительства главная база Черноморского флота была переведена из Николаева в Севастополь. Город получил статус военной крепости 3-го класса и был закрыт для посещения иностранных судов. Встал вопрос о переносе коммерческого порта. После долгих дебатов приняли решение передислоцировать его в Феодосию. Там в срочном порядке начали возводить причальные сооружения и тянуть ветку железной дороги.

Феодосийский залив широким полукружием вдаётся в южный берег восточного Крыма, образуя удобную для стоянки судов бухту. Западная часть залива оканчивается скалистым мысом Святого Ильи. Крутолобый мыс, выступающий далеко в море, затрудняет подход к феодосийскому порту судам, идущим с запада. Здесь часты шквалистые переменные ветры, осенью и весной нередки внезапные туманы, летом — ливневые дожди, а многочисленные рифы, окаймляющие мыс, делают плавание вдоль его берегов крайне опасным. Не проходило года без морской аварии или катастрофы в этом месте. Собрал Нептун очередную дань с мореходов и в 1890 году: 16 февраля недалеко от мыса Святого Ильи разбился о рифы и затонул пароход «Великий князь Константин», а вскоре та же участь постигла и пароход «Владимир». Местные газеты с горечью писали: «Феодосия, сделавшись коммерческим портом, лишена даже портового огня… в бухту пароходы входят по огням феодосийского яхт-клуба».

И действительно, надёжного навигационного ограждения в ту пору не было на всём крымском южнобережье от Ай-Тодора (маяк там построили в 1835 году) до Чауды (здесь маяк начал действовать в 1888 году). Правда, как явствует из дошедших до нас исторических сведений, попытки поставить предупреждающий знак предпринимались не единожды, но сообщения эти больше похожи на легенды. Так, по одной из них, некий моряк-купец Илья Тамара, дважды терпевший крушение на рифах коварного мыса, но оставшийся в живых, на собственные средства поставил на самом высоком месте обрывистого берега церковь во имя святого пророка Ильи – распорядителя дождей, громов и молний. Что она собой представляла и сколько просуществовала — неизвестно. Есть сведения, что в 1816 году на её месте была освящена часовня Святого Ильи и моряки при подходе к порту днём ориентировались по купольному кресту, а ночью — по свету свечей, горевших в алтаре. Однако в 80-х годах XIX века мыс был первозданно пуст.

Взбудоражившие всех катастрофы 1890 года заставили Дирекцию маяков Чёрного и Азовского морей срочно рассмотреть вопрос о строительстве маяка на мысе Святого Ильи. С одобрения Гидрографического департамента в 1894 году мыс обследовали специалисты, и командир гидрографического судна «Ингул» выбрал место для установки маяка. Но из-за отсутствия средств начало строительства было отложено...

Неизвестно, сколь долго длились бы поиски морскими чиновниками средств на строительство маяка и скольких человеческих жизней стоило бы это бездействие, если бы в семье московского головы, известного мецената Константина Васильевича Рукавишникова, не стряслась беда — заболел туберкулёзом единственный сын, девятнадцатилетний Николай, только что поступивший в Московский университет. Консилиум врачей признал положение серьёзным, но мнения медицинских светил о способах лечения разделились. Захарьин предлагал немедленно везти больного в Башкирию на кумыс, а Остроумов категорически этому противился, настаивая на поездке в Крым. После молебна, совершённого у постели больного владыкой Иоанном Кронштадтским, семья решила везти Николая в Феодосию. Там основатель рода золотопромышленник Василий Никитич Рукавишников ещё в 60-х годах XIX века приобрёл имение, в котором любили проводить лето домочадцы.

Солнце, море и воздух, напоённый ароматами степных трав, мало-помалу возвращали силы в ослабленный болезнью организм. Здоровье шло на поправку. Немного окрепнув, Николай стал совершать прогулки в порт. Там любознательного юношу приметили, и вскорости он познакомился со многими капитанами судов, которые стали частыми гостями на даче Рукавишниковых.

Видя, как на глазах поправляется сын, растроганная мать, Евдокия Николаевна, задумала отблагодарить город Феодосию. Слушая рассказы капитанов о частых кораблекрушениях у мыса Святого Ильи, унёсших не одну сотню человеческих жизней, и о тщетности многочисленных попыток достучаться в двери морских чиновников, она всё больше укреплялась в мысли построить столь необходимый маяк на свои средства. Капитаны, с которыми Евдокия Николаевна поделилась задумкой, горячо поддержали благородное намерение и охотно давали советы, куда следует обращаться и какие шаги предпринимать для решения этого вопроса.

Осенью 1897 года Рукавишникова подала заявление в Дирекцию маяков о желании принять на свой счёт постройку маяка на мысе Святого Ильи. Через некоторое время пришёл ответ, в котором Дирекция маяков рекомендовала ей взять для будущего маяка световую установку «шведского огня». К письму прилагались план и чертежи башни, а световой аппарат чиновники заказали в Финляндии. Руководство постройкой маяка Евдокия Николаевна поручила технику Алексею Алексеевичу Полонскому, с братом которого была знакома, а сама не мешкая приступила к сбору денег: заложила дачу, отправила в Москву письмо супругу. Константин Васильевич одобрил задуманное предприятие и прислал недостающие средства.

Через год строительство маяка и дома для смотрителя закончили. Вскоре получили осветительный аппарат, и маяк начал действовать. В «Извещении мореплавателям» № 5 от 17 февраля 1899 года появилось официальное уведомление: «Дирекция маяков и лоций Чёрного и Азовского морей извещает мореплавателей, что в Чёрном море, вблизи Феодосии, на мысе Ильи, у зюйд-остового обрыва, установлен в деревянной будке на вершине деревянных козел часто переменный огонь с белыми и зелёными миганиями... Высота огня на уровне моря 214 фут и над поверхностью земли — 32 фута».

Чтобы оснастить маяк ещё и колоколом, для подачи сигналов в ненастье, Евдокии Николаевне пришлось заняться вязанием и благотворительной продажей цветных шерстяных кошельков. Жители Феодосии и отдыхающие с энтузиазмом поддерживали Рукавишникову. Кошельки шли нарасхват, и бóльшая часть их возвращалась исполнительнице наполненными золотыми монетками. Вскоре на маяке установили и туманный колокол.

Благодарные горожане и моряки Феодосийского порта настойчиво предлагали Евдокии Николаевне назвать устроенный маяк её именем, но она решительно отказалась, заявив, что это бескорыстный дар городу Феодосии за чудесное исцеление от страшного недуга любимого сына, а маяк должен называться Ильинским, по имени мыса Святого Ильи, на котором он установлен. Тогда капитаны судов, взволнованные не меньше, чем дарительница, сообщили ей, что, проходя мимо маяка, они каждый раз снимают фуражки и молятся о ней. От этих слов, как свидетельствует старшая дочь Евдокия, «матушка не выдержала и разрыдалась...».

Поставленный на средства Рукавишниковой деревянный маяк исправно служил морякам до 1912 года. Потом его перестроили: козлы и маячную будку сделали металлическими, заменили осветительный аппарат более мощным, а вместо колокола смонтировали пневматическую сирену. После реконструкции дальность видимости маячного огня и слышимость туманного наутофона значительно увеличились. В таком виде маяк пережил и революцию, и гражданскую междоусобицу и встретил Великую Отечественную войну. Но в декабре 1941 года во время Керченско-Феодосийской операции при ликвидации вражеской батареи, окопавшейся на мысу, огнём артиллерии эсминца «Железняков» маяк был разрушен. После освобождения Феодосии от фашистских захватчиков (13 апреля 1944 года) на мысу установили временный навигационный огонь. Капитальный маяк и городок для обслуживающего персонала были построены лишь в 1955 году.

Маяк сохранился до наших дней. Круглая пятнадцатиметровая белокаменная башня со светлыми трехъярусными окнами, увенчанная цилиндром фонарного сооружения, очаровывает изяществом и строгой красотой. Просторные лестничные марши ведут в маячную комнату, отделанную дубовой филёнкой. Здесь место вахтенного смотрителя. Из окон хорошо виден весь район ответственности — от мыса Киик-Атлама с остроконечной скалой-островом Иван-Баба на юго-западе до мыса Чауда на востоке. Из маячной комнаты вертикальный трап ведёт в святая святых — фонарное сооружение. Там, в центре гранёного стеклянного цилиндра, в 2006 году установили современный светооптический модуль, собранный на ярких светодиодах, а заботу о соблюдении режима работы маяка поручили электронике. Отпала необходимость и в ежечасных метеорологических наблюдениях. Входящая в состав системы управления мини-ЭВМ на экране монитора выдаёт в реальном времени все необходимые синоптические данные без участия человека. Одним словом — технический прогресс, и надо бы радоваться, но только почему-то, глядя на ночные всполохи ослепительно белого холодного света, испытываешь ощущение утери чего-то живого. Пока не осознаешь: нет луча, протягивающего в ночную непроглядность свою тёплую спасительную руку... И, понимая умом, что цепляться за старое глупо, всё же грустишь, видя, как, уступая место прагматичной современности, на твоих глазах тихо умирает многовековая тайна одиноких башен-маяков.

...А историю постройки маяка на мысе Святого Ильи бережно сохранила в своих дневниках и после окончания Великой Отечественной войны поведала в письме (от 21 октября 1947 года) начальнику Гидрографической службы Черноморского флота дочь Рукавишниковых Евдокия Константиновна. В конце трогательного повествования она сообщала, что все эти годы внимательно следила за судьбой дорогого сердцу Ильинского маяка: «Ещё в 1902 году, — писала она, — мы с умилением влезали на маяк с покойным мужем по его крутой ажурной лестнице и интересовались судьбой маяка в 1944 году после освобождения Феодосии от немецких оккупантов». Не будь этого письма, мы так и не узнали бы о благородном поступке замечательной русской женщины...

***

Что же до семьи Рукавишниковых, то они и дальше продолжали бескорыстно делать добро. Сын Николай, следуя примеру матушки, тоже внёс свою лепту в обеспечение навигационной безопасности мореплавания вдоль Черноморского побережья. В отчёте Главного Гидрографического управления за 1901 год сообщается: «...открыли своё действие Сухумские створные огни, установленные иждивением потомственного дворянина Николая Константиновича Рукавишникова, вместо пришедших в негодность деревянных створных знаков».

Евдокия Николаевна, тяжело переживая поражение Российского флота в Цусимском сражении, в 1905 году устроила в своём московском доме на Большой Никитской лазарет для раненых в Русско-японской войне, позже преобразованный в образцовую хирургическую лечебницу. Дочери, Евдокия и Екатерина, много лет попечительствовали над Крестовским городским начальным и Марьино-Слободским женскими училищами.

 

Источник: НАУКА И ЖИЗНЬ

Херсонесский маяк (мыс Херсонес)

Храм-маяк Покрова Пресвятой Богородицы в Малореченском

описание перенесено в энциклопедию